Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

Настоящее издание – наиболее полный текст «Удивительного путешествия Нильса…», без изъятий и купюр.

Издательство выражает признательность Шведскому Совету по Искусству – Swedish Arts Council за финансовую поддержку в издании данного перевода

Это предисловие рассчитано не на тех, кому +12. И даже не на тех, кому+18.

Оно рассчитано на родителей. На плюс тридцать пять. Потому что это книга для семейного

Это и в самом деле одна из самых удивительных книг XX века.

История ее забавна. В начале 1900-х годов некий член Шведского педагогического общества обратился к Сельме Лагерлёф, уже известной шведскому читателю своими романами «Сага о Йосте Берлинге» и «Иерусалим», с предложением написать для детей книгу о родной стране, которую можно было бы использовать как учебник географии в школах. И при этом книга должна быть увлекательной.

Немного поостыв, он бы наверняка понял, что погорячился, и взял бы свое нелепое предложение назад. Швеция – огромная страна, вытянутая с севера на юг почти на две тысячи километров, и разница в северных и южных ландшафтах примерно такая же, как между Сочи и Таймыром.

Но Сельму что-то в этом предложении привлекло, и она обещала подумать. А если обещала – надо думать. А если думает гениальная женщина – ей приходят в голову гениальные мысли. И ей, конечно, пришла в голову не какая-нибудь, а именно гениальная мысль.

О том, чтобы объехать всю страну, и речи быть не может. Пройти пешком – жизни не хватит. А вот облететь – другое дело.

И она превращает главного героя в гнома, сажает на гуся и отправляет в воздушное путешествие.

Тут, конечно, не совсем ясно, что заставило Сельму Лагерлёф все же взяться за эту книгу. Можно вспомнить, скажем, Дюма – он обожал фехтование, но ему надо было зарабатывать деньги писанием книг. И он, оставаясь за столом, сталкивал своих героев в бесконечных, со вкусом описанных поединках. Или Жюль Верн: тот вообще не выезжал из Парижа, но страсть к путешествиям не оставляла его всю жизнь. Он побывал на Северном полюсе, на десятке необитаемых островов, слетал на Луну и даже – страшно сказать – опустился в земные недра на какую-то маловообразимую глубину и открыл там новую цивилизацию.

И Сельме, скорее всего, не очень хотелось писать подробный рассказ про историю и географию родной страны.

Ей хотелось полетать на гусе.

И вот она летит на шикарном белом гусе. Описания пейзажей с высоты птичьего полета делают ей честь – она же в жизни не поднималась в воздух! Вот изрезанная наделами пахотная земля, напоминающая лоскутное одеяло (кто не видел такое из окна самолета), вот поросший лесом горный хребет, похожий на огромного мохнатого зверя с торчащими позвонками, – до чего же похоже! Не стоит забывать, что дело было еще в доавиационную эпоху!

Великая вещь – воображение и интуиция. Но как увязать все эти живо представившиеся ей картинки?

Летит, значит, Сельма Лагерлёф на гусе, ветерок в лицо, волосы красиво развеваются, а мысль так и сверлит: учебник географии! Как ни старайся, все равно повествование обречено быть похожим на то самое лоскутное одеяло: разрозненным и бессвязным. Одна провинция, другая, третья, одна скала, другая, третья… реки, озера, острова.

Любая книга – рассказ писателя о чем-то ему самому интересном. Очень часто именно рассказ и остается единственным элементом книги. Вот произошло загадочное убийство, появляется умный следователь и постепенно его распутывает. Или, наоборот, следователь глупый, а какой-то дилетант вроде мисс Марпл или Шерлока Холмса очень умный. Интересно? Очень. Тут главное – вывести читателя из равновесия и до самого конца держать его в напряжении: кто же убил-то? Вовремя остановить рассказ на самом страшном месте, направить подозрение куда-то не туда, ввести дополнительных странных персонажей. И неискушенный читатель даже испытывает раздражение, если автор по неловкости или намеренно раскрывает этот секрет слишком рано.

Таких историй тысячи. Большинство из них, даже искусно закрученные, забываются на следующий день после прочтения. Но не все. Некоторые не забываются. А почему?

Потому что кроме рассказа, как бы хорош он ни был, нужно что-то еще, чтобы привлечь внимание читателя. Нет, не привлечь внимание, а заставить задуматься.

Потому что, кроме рассказа, читатель хочет найти в книге либо моральный стержень, который помог бы ему разобраться в самом себе, либо новые знания.

Все это в книге Лагерлёф, безусловно, есть. Но это есть и во многих других произведениях.

Что же все-таки делает книгу незабываемой?

Интуиция и магия. Магия стиля, синтаксиса, метафор, магия внезапного узнавания и волшебного переосмысления давно известного. Умение загадывать этические загадки так, что мы не заглядываем за ответом в конец книги, а стараемся решить их сами. Умение увидеть мир таким, что читатель, которому и в голову никогда не приходило ничего подобного, всплеснет руками и воскликнет: «Господи, как же я сам-то этого не заметил?» Умение запрятать в тексте такие намеки и символы, что после прочтения возникает ощущение – что-то ты пропустил. И возвращаешься к книге еще раз, и еще раз, и еще. И когда такое умение достигает уровня истинного волшебства, писателя можно назвать великим.

Сельма Лагерлёф описывает откровенно сказочные ситуации так, что в них начинаешь верить. Писательница создает свою реальность, связанную с привычной бытовой реальностью только узнаваемым антуражем – лес, озеро, пригорок. Вот, например, все звери и птицы раз в году собираются в условленном месте на весенний праздник, где воцаряется недолгий всеобщий мир, где строжайше воспрещены не только охота, но и любые ссоры.

А почему бы нет? Может быть, именно у животных люди и позаимствовали идею Олимпийских игр.

Сельма создает свою, Сельмину, реальность и обживает ее так, что уже через несколько страниц не видишь ничего удивительного, что звери и птицы беседуют между собой, что можно превратить человека в гномика, что реки сознательно пробивают себе дорогу к морю, что великаны швыряют в море целые скалы, чтобы испугать лосося и заставить вкусную рыбу подниматься к ним на обед по крутым горным порогам… а эти скалы – внимание! – вот же они, эти скалы у берегов Блекинге, их никто с тех пор не убирал. Даже экзотические для русского уха названия шведских провинций, рек и долин приобретают сказочное звучание, как, например, знаменитое «крибле-крабле-бумс» или «снипп-снапп-снурре».

Изысканная эстетика в романе Сельмы Лагерлёф выполняет свою главную задачу. Она делает этику понятной и привлекательной.

Конечно, каждый писатель мечтает об идеальном читателе. То есть о таком читателе, который, прочитав главку, не поспешит узнавать, что же было дальше, а прочтет еще раз, уже не тратя усилий глазных мышц на одновременный охват нескольких строчек сразу и не пропуская при этом половину показавшихся ему ненужными слов. По-моему, Набоков где-то сказал, что нет такого понятия «читатель». Есть понятие «перечитыватель».