Удивительное путешествие Помпония Флата
Шрифт:
— По правде говоря, Помпоний, никогда нам не узнать в точности, что там произошло, даже если удастся выслушать рассказ самого преступника. Что касается окна, то Эпулон всегда держал его открытым, отчасти чтобы нежный зефир смягчал жару, отчасти чтобы созерцать тот прекрасный миг, когда Аврора начинает разворачивать свой багряный плащ.
Я повернулся к Иисусу, удивленный его долгим молчанием, и заметил, что из-за сильной жары он сделался бледным, вялым и, казалось, вот-вот лишится сознания. Я извинился перед Филиппом, взял Иисуса на руки и как можно быстрее вынес из кальдариума.
Глава VI
Едва к Иисусу вернулись не только румянец, но и способность соображать, мы снова поспешили в кальдариум,
— Если бы твой неотесанный братец остался сторожить у дверей, — сетовал я, — сейчас мы знали бы, на самом ли деле Филипп покинул термы, когда и каким образом, а также повел ли он себя в данном случае как добропорядочный юноша или, напротив, как злоумышленник.
— Ты полагаешь, что он провел нас? — спросил Иисус.
— Если разобраться, у него нет ни малейшей причины лгать. Тебя он не знает, а мое ораторское искусство не позволило ему распознать тайный смысл заданных мною вопросов. Но в любом случае ничего нельзя утверждать наверное, потому что греки по природе своей лживы.
— Ты хочешь сказать, что мы ни на шаг не продвинулись вперед?
— Нет, никто не лжет целиком и полностью, и даже если кому такое и удается, всякая ложь содержит частичку правды. Либо нечто обратное правде.
— Этого я не понял, раббони, — сказал Иисус.
— Неважно. Ты сможешь отыскать дорогу отсюда до дома богача Эпулона?
— Дом расположен за чертой города, но я когда-то бывал поблизости и могу тебя проводить.
— Пойдем же туда, не теряя ни минуты. Я хочу изучить место событий. А если по пути нам встретится съестная лавка, купи мне что-либо, иначе из-за слабости я не смогу успешно довести работу до конца.
— В этот час все вокруг закрыто, — ответил Иисус. — Но чуть позже мы заглянем к нам домой, и мать приготовит тебе жаркое. Оно всегда ей удается.
Утешенные призрачной надеждой, мы под палящим солнцем пустились в наш тяжкий путь. На улицах было пустынно, а дома стояли накрепко запертыми; может, их обитатели таким образом спасались от жары, а может, поступали так, чтобы оградить домашний очаг от любых вторжений. Нам пришлось долго шагать по унылому и безрадостному в этот час городу. Назарет — место многолюдное, в нем около десяти тысяч жителей, если мои подсчеты верны, и раскинулся он на значительной площади, потому как все дома там в один этаж. Построены они из беленого кирпича-сырца, вместо окон у них — небольшие проемы. Б то же время планировка города не поддается уразумению: улицы узкие, извилистые и проложены самым причудливым образом. Напрасно чужестранец станет искать здесь декуманус и кардо, [9] не говоря уж о форуме, амфитеатре или каком-нибудь ином ориентире либо точке отсчета. Отсутствует здесь, к счастью, и крепостная стена, как в наших городах, поскольку Назарет не представляет никакого стратегического интереса для внешних врагов, а в том, что касается внутренних смут и мятежей, выгоднее, чтобы он не имел защитных сооружений, тогда мы сможем взять его, если понадобится, не прибегая к штурму, и расправиться с восставшими, меж тем как местные власти, солдаты и добропорядочные горожане найдут укрытие в Храме.
9
Декуманус— прямая улица, пересекавшая город с запада на восток; кардо— с юга на север, в месте их пересечения располагался центр древнеримского города.
Когда мы оставили позади последние городские дома и вышли на пустынную пыльную тропу, бегущую между оливами и обработанными полями, Иисус, до тех пор хранивший молчание, спросил меня:
— Раббони, зачем ты сказал Филиппу, что я твой приемный сын?
— Затем, что при этом условии ты становишься римским гражданином. И к тому же из сословия всадников.
— Но я не хочу быть римским гражданином, — сказал Иисус. — Кроме того, у меня есть отец. И еще один — мнимый. Третьего мне не нужно. Кроме того, говорить неправду значит — гневить Бога.
— Послушай, Иисус, — принялся объяснять я, — иногда, чтобы исполнить некий замысел или справиться с заданием, человеку приходится скрывать свое истинное лицо и использовать фальшивое имя или даже принимать чужой образ. Боги Олимпа, если не ходить далеко за примером, когда им надо дать совет смертным, или упредить их о чем-то, или затеять с ними разговор с любой другой целью, принимают человеческое, а порой и звериное обличье, а то и прикидываются вещью и таким образом добиваются своего, не привлекая лишнего внимания, поскольку желания их не всегда можно назвать беспорочными. О подобных метаморфозах, как мы их называем, один римский поэт сочинил недавно целую книгу. А коль скоро богам дозволено прибегать к подобным уловкам, хотя они вполне могли бы обойтись и без оных, беззащитному еврейскому мальчику тем более должно быть позволено искать защиты у всесильной империи.
Иисус, немного поразмыслив, задал новый вопрос:
— А этот Орфей, о котором в термах упомянул Филипп, он кто такой?
— Человек, спустившийся в царство мертвых, чтобы освободить любимую женщину.
— И это ему удалось?
— Отчасти. Сперва он ее освободил, а затем опять потерял, потому что не были выполнены некие условия… Ладно, хватит о нем, это ведь только легенда. Миф. То есть в конечном счете ложь, но она отнюдь не похожа на нашу с тобой уловку, которую оправдывают нынешние обстоятельства, та ложь бессмысленная, к ней прибегают поэты ради увеселения черни. Философу не подобает обращать на такое внимания. Да и тебе тоже.
Занимая себя разговорами подобного рода, мы дошли до каменной ограды высотой в четыре локтя, окружающей дом богача Эпулона и не дающей разглядеть, что происходит по ту сторону.
— Если кому-то захочется проникнуть в дом, — заметил я, — не обойтись без лестницы.
— Но ведь можно воспользоваться и калиткой, — сказал Иисус.
— Это правда. Пойдем же поищем ее.
Мы двинулись вдоль ограды и шли, пока не увидели калитку из толстых бронзовых прутьев, сквозь которые нетрудно было разглядеть прелестный сад, большой дом из белого мрамора, напоминающий римские виллы, с изящными коринфскими колоннами. Над калиткой висела кипарисовая ветка — знак того, что в этом доме траур. Вокруг не наблюдалось ни одной живой души, и ничто вроде бы не мешало нам воспользоваться калиткой, если не принимать во внимание табличку с надписью на латыни «Cave canem», [10] повторенной на арамейском, халдейском и греческом.
10
Берегись собаки (лат.).
— Видно, собака и впрямь злая, раз сподобилась столь многоязыкого уведомления, — сказал я. — Прежде чем мы дадим о себе знать и встретим, возможно, не самый радушный прием, надо на всякий случай постараться уже сейчас собрать побольше сведений. Давай попробуем взглянуть снаружи на окно библиотеки.
— А как узнать, какое из окон нам нужно, ведь мы не знаем внутреннего расположения комнат? — спросил Иисус.
— Филипп сказал, что ранняя Аврора всегда заставала Эпулона работающим в библиотеке, значит, окно библиотеки выходит на восток.