Удивительные странствия. Сборник сказок
Шрифт:
– Громадное оно, и ветви почти до земли спускаются. Царь-дуб!
– Царь-дуб, говоришь? Значит, мы на верном пути. Мне о нём одна странница сказывала… Будто когда-то очень-очень давно это место облюбовали себе разбойники.
– Разбойники?
– Да. Но это давно было. Теперь их уже здесь нет.
– Раз нет, тогда предлагаю заночевать здесь, – Любава подошла к дубу и, сложив в кучу хворост, который стала собирать по пути к ночлегу, стала разводить костёр. Кирилл воткнул в землю свою клюку, прошептав волшебные слова, и она вновь обратилась деревцем с лепёшками и фруктами.
Совсем скоро стемнело, и на небо взошла полная луна, осветив своим ледяным мерцанием всю опушку. Вдруг ночную тишину прорезал протяжный вой.
– Это же волки, – охнула Любава.
– Волки, – спокойно кивнул гусляр.
– Ты не боишься их?
– Нет. Я ни одного зверя не боюсь.
– Почему?
– Зверь меня не тронет. Одна добрая странница наложила на меня оберег от дикого зверя.
– Хорошо тебе. Но у меня-то такого оберега нет… Вдруг меня волк съест?
– А ты полезай на Царь-дуб и ночуй на нём, – посоветовал Кирилл.
– Хорошая мысль, – одобрила княжна. – Я, пожалуй, так и сделаю.
Любава легко вскарабкалась на дерево и, удобно устроившись в его ветвях, стала смотреть на луну. Через некоторое время она перевела взор на Кирилла и заметила, что он не спит. Княжна склонилась с ветви и окликнула его:
– Отчего ты не спишь?
– Нынче полнолуние, не так ли? Мне всегда не спится, когда полная луна.
– Странно… Мне тоже совсем не хочется спать. Хотя раньше я в это время уже седьмой сон смотрела…
– Счастливая! Ты можешь видеть сны… А мне никогда ничего не снится, кроме тьмы. Вообще, я люблю ночь больше, чем день. Ночью темно, и все люди видят не многим больше, чем я. Но они не привыкли к темноте, и потому я становлюсь даже ловчее их…
– Ты говорил, что здесь раньше жили разбойники?
– Странница сказывала…
– А что ещё она говорила? Расскажи, пожалуйста, – попросила Любава.
– Это длинная история. Но, если хочешь, слушай. Я её слово в слово запомнил… Когда-то, в глухом лесу, жила шайка разбойников. Был у них молодой атаман по прозванию Кулёма. Жил атаман в ветвях великого Царя-дуба, был он ловок, хитёр, силён и собою хорош. Время от времени шайка совершала набеги на ближайшие сёла. Не раз пытались поймать её, но Кулёма умел уходить от погони, словно исчезал без следа. Однажды напали разбойники на богатую деревню: многие дома пожгли, иных людей насмерть поубивали… Разошлись разбойники по избам добро выносить, а Кулёма верхом на вороном коне, в алом кафтане да сапогах, по деревне разъезжает, ус чёрный покручивает, глаз вороний щурит. Вдруг видит на крыльце плохонькой, бедной избёнки сидит девочка и плачет. Подъехал к ней Кулёма:
– Что ты плачешь? – спрашивает. – Али испугалась меня?
– Нет, – отвечает девочка, поднимая на него ясные свои очи. – Я тебя не боюсь. Жалко просто…
– Кого? Тех, что орлы мои побили?
– Нет, не их… Они нынче в раю и счастливы.
– Кого же тогда? – удивляется разбойник.
– Тебя, – кротко отвечает девочка. – Несчастный ты… Такой несчастный, что и смотреть на тебя больно, – и снова плачет.
Вздрогнул разбойник от этих слов, свистнул своих головорезов, стегнул коня вороного и был таков.
С той поры минуло более десяти лет. По-прежнему жили разбойники у Царя-дуба, совершали набеги на ближайшие сёла, прохожих грабили. Однажды проезжал обоз через те места. Напали на него разбойники: одних насмерть убили, другие бежали от них. А всё, что в обозе было, доставляют Кулёме-атаману. Смотрит Кулёма, а в обозе девица красоты неписанной сидит и смотрит на него глазами кроткими, ясными. Оторопел Кулёма, увидев её, смотрит и оторваться не может. Отвёл он пленницу в своё логово, усадил на ковры награбленные, бросился на колени перед ней и говорит:
– Полюбил я тебя, дева красная! Всё для тебя сделаю: в шелках ходить будешь, на золоте есть! Ни в чём нужды знать не будешь! Стань моею женой!
Только заплакала девица, заслышав те слова.
– Отчего ты плачешь? – спрашивает атаман. – Али боишься меня? Не бойся! Зла тебе я не причиню!
– Я не боюсь тебя, – отвечает красавица.
– Отчего же плачешь тогда?
– Жалко…
– Кого? Тех, что люди мои побили?
– Нет… Их души в раю теперь и счастливы…
– Кого же?
– Тебя! – отвечает девица. – Несчастный ты! Такой несчастный, что сердце кровью обливается!
– Отчего ты взяла, что я несчастлив? У меня всё есть! – спорит атаман.
– Что у тебя есть? Золото? Завтра придут иные и отнимут его! Меха, шелка? Так недолог их век! Что есть у тебя? Всё твоё добро тленно. А разве подлинно то богатство, которое тленно? Нищ ты, атаман… И глаза у тебя несчастливые! А в глазах душа отражается. Страшные у тебя глаза, горькие… Накопил ты тлена, а нетленное потерял.
– Что тебе ведомо обо мне, что ты обо мне судишь?
– Счастливый человек никогда не сделает зла другому. Ибо он счастлив. Зло причиняет тот, у кого душа не на месте. Ему худо оттого и он мстит всем… Счастливому мстить не за что. Плохо тебе, и ты свою неустроенность вымещаешь на невинных, но слёзы и кровь их оседают в твоей душе, убивая её. Жаль мне тебя, Кулёма…
– Значит, не будешь ты мне женою? – спрашивает разбойник.
– Не буду. Если б оставил ты зло и стал снова человеком, то пошла бы за тебя. Чтобы помочь тебе, пошла бы. Но нельзя исцелить того, кто не желает быть исцелённым и болезни своей не видит. Если б я только могла помочь тебе!
– А ты – счастлива? – спрашивает её Кулёма.
– Да. Я знаю, что никому не делала худого, а потому спокойна.
Поднялся атаман с колен, тяжело смотрит на пленницу.
– Что ты сделаешь со мной? – спрашивает та.
– Я обещал не делать зла тебе. Слово я сдержу, – отвечает атаман. – Я отпущу тебе.
И, действительно, Кулёма сдержал слово, и девица возвратилась в родное село. Только с той поры переменилась разбойничья удача. И добыча уж не так богата, и от погони уходить стало труднее. Да и жалостлив стал атаман… Грабить-грабит, а душегубствовать не смеет. Поднялся ропот среди шайки, а тут ещё воевода один, разгневанный бесчинствами Кулёмы, положил большую награду тому смельчаку, который поймает его. И тогда сговорились разбойники, скрутили ночью атамана своего и свезли воеводе… Правда, денег не получили они. Поглядел на них воевода и сказал: