Удивительные странствия. Сборник сказок

Семёнова Елена

– Это ты кричала? – спросила её княжна.

– Я… Там мальчика одного деревом придавило… – затараторила босоножка. – Ты ему помоги!

– Тебя как звать-то?

– Прошей…

– Ну, показывай, Проша, где там беда приключилась.

Девочка проворно заспешила вперёд, удивительно легко ступая босыми ногами по корягам. Очень скоро Любава увидела лежащее на земле дерево, придавившее ногу рыжему, конопатому мальчонке.

– Вот, он, наш Рыжик, – деловито сообщали Проша.

– Эк тебя угораздило! – покачала

головой Любава. – Вот что, я сейчас попробую это дерево приподнять, а ты, чуть я скажу, выдёргивай ногу. Всё понял?

– Понял… – прогудел Рыжик.

Княжна нашла большую, крепкую палку и, подсунув её под дерево, с трудом приподняла его, крикнув:

– Тащи!

Мальчик выдернул ногу, и дерево вновь повалилось на землю. Любава утёрла выступивший пот и поглядела на Рыжика.

– Идти сам ты, конечно, не сможешь… – вздохнула она. – Далеко ли до деревни?

– Нет-нет, – проворковала Проша. – Близёхонько!

– Ну, тогда полезай ко мне на спину, – велела княжна мальчику. – А ты, Проша, поможешь идти моему другу…

– Это слепому-то?

– Ему.

Мальчик забрался Любаве на спину и повис у неё на плечах. Громко залаял пёс Проши и побежал вперёд.

По дороге Кирилл полюбопытствовал у Рыжика:

– Ты зачем же в лес один отправился? Без родителей?

– Это он с ребятами поспорил, что жар-птицу один изловит, – пояснила Проша.

– И изловил бы, если б ты за мной не увязалась!

– Ну, что ты выдумываешь? – покачала головой Проша. – Я же тебя спасла!

– Откуда в этом лесу жар-птица? – удивилась Любава.

– Люди наши говорят, что её там нет, а Рыжик видел. Только ему никто не верит! Смеются. Вот, он и решил доказать!

– А ты веришь? – спросила Любава.

– А как же? Разве ж можно не верить, коли человек говорит?

– Эх, Прошка, верно про тебя толкуют, что ты дурочка, – проворчал Рыжик. – Всему веришь… Жар-птицу я выдумал, если хочешь знать…

– Зачем же? – сплеснула руками Проша.

– А так просто! Для смеха!

– Хороший смех у тебя получился, – тяжело сказала княжна, порядком уставшая тащить на себе юного выдумщика.

– Ой, только не сердитесь на него, – застрекотала Проша. – Он ведь хороший, добрый… Просто он мечтать любит и…

– Да не трещи ты! – прикрикнул Рыжик. – Бестолочь.

– Веди-ка себя потише, – пригрозил Кирилл. – А то сейчас оставим тебя здесь. Хорош молодец! Обижаешь подругу.

– Она мне не подруга.

– Это почему же?

– Дурочка она у нас. Так все говорят. И мачеха её так говорит. Порет она её, порет, а всё без толку!

– У тебя что же, мачеха злая? – спросила Любава Прошу.

– Нет, нисколечки не злая. Добрая она, – отозвалась девочка.

– Так ведь, коли бьёт тебя…

– Так это я сама виновата. Она добрая. Она мне добра хочет. Хочет, чтобы я умной была. А я глупая. Вот, она и сердится. Дурь выбить хочет…

– И не может! – поддакнул Рыжик. – Вы б знали, как она сечёт её. Дюже! А Прошка и звука не издаст. И всё-то к мачехе с почтением. А, когда та особенно лютует, так прячется от неё. Ребята наши с нею тоже не водятся. Смеются.

– Хорошие вы ребята, добрые! – усмехнулся Кирилл. – И не стыдно? Нельзя над человеком смеяться!

– А если смешно?

– И тогда нельзя. Нельзя унижать человека, причинять боль ему ни за что. Если ты этого не понимаешь, то ты – трус, слабый человек.

– Я трус?! – вознегодовал Рыжик. – Да я в лес один идти не побоялся!

– Не храбрость то, а безрассудство. Сила человека измеряется тем, как он относится к другим людям. Кто жесток, кто чинит несправедливые обиды, тот слаб.

Рыжик замолчал и задумался.

– А, вот, и деревня! – вскрикнула Проша, показывая рукой вперёд. Дорога здесь шла вверх, и на склоне видны сделались белые с соломенными крышами хаты.

– Слава Богу, – облегчённо вздохнула Любава, чувствуя, что тело её уже заныло от усталости.

Когда путники поднялись до середины склона, из деревни высыпали люди. Какая-то румяная и дородная тётка бросилась им навстречу с криком:

– Егорушка! Сыночек! Нашёлся!!!

Княжна спустила мальчика с плеч и передала его матери:

– Принимай чадо, мамаша.

– Спасибо вам, хлопчики! – поклонилась тётка, забирая сына.

– Ты уж не ругай его, тётенька, – попросила Проша.

– Теперь не буду, а поправится – выпорю, чтоб мать больше не пугал, – пообещала тётка и добавила, обращаясь к путникам: – Вы за мной ступайте. Я вам творожку дам, сухариков в дорогу… Далеко, пойди, идёте-то?

– В Киев-град, – ответил Кирилл.

– В Киев-град… – протянула тётка. – Вот, и братец мой туда года два назад отправился. Ему, вишь, в нашем селе дюже скучно и простору мало! Отцы наши, деды жили – им хватало! А ему – мало! Забрал шубу свою да табак и в Киев! Только его и видали… Хотя, сказывают, Киев – город красивый. Монастыри там… Дюже красивые! Такие, что глаза слепнут от такой лепоты. Как думаете, хлопчики, верно ли люди говорят, али брешут? Мне б только одним глазком на красоту эту полюбоваться – на всю жизнь хватило бы!

– Я в село не пойду, – сказала вдруг Проша. – Мачеха нынче дюже сердится…

– Ты вечерком загляни ко мне, – сказала тётка. – Я тебе что-нибудь поесть дам.

– Спасибо, тётенька, – ответила Проша и свернула с дороги.

Дом Марфы Кондратьевны, как звали маму Рыжика, располагался посреди села. У ворот плетёной изгороди бродили белые козы, в небольшой канаве грелись на солнце два упитанных поросёнка.

– Ладное у меня хозяйство, хлопчики? – весело улыбнулась хозяйка.

– Такое хозяйство – глазу радость! – кивнула Любава.