Удивительный монгол

Олдридж Джеймс

— Удивительно! — воскликнул отец. — Никогда еще не видел, чтобы лошадь двигалась так быстро.

Вожак опять попытался заставить Мушку подчиниться, но Tax с такой яростью набросился на него, что тот взвизгнул от боли. Тут-то и должно было начаться настоящее сражение, но вместо того, чтобы воспользоваться преимуществом и догнать вожака, Tax остался рядом с Мушкой, сердито тряся головой. Молодой жеребец пофыркал, побил копытом, но больше не нападал. Пофыркав еще, он медленно отошел и поскакал за табуном. Tax не погнался за ним, он вообще не

двинулся с места.

— Он знает, что с кобылкой не все в порядке, — сказал отец.

— А что с ней? — спросил я, все время догадываясь, что он что-то скрывает.

— По-моему, Мушка повредила себе живот и родить жеребенка ей будет очень непросто.

— Мы не сможем ничем помочь? — спросил Григ.

— Ни в коем случае нельзя беспокоить или пугать ее.

— Но если мы осторожно…

Отец отрицательно покачал головой:

— Если мы пойдем вниз, Tax начнет беситься, и Мушка, возможно, попытается убежать. Это для нее опасно. Нам остается только ждать.

Действительно, мы ничего не могли сделать для нее. Мы целый день следили за ней. Мушка стояла неподвижно, a Tax бегал вокруг, ласково покусывая ее за гриву и за хвост. В тот вечер мы ехали домой грустные и обеспокоенные. Мы разглядели, насколько слабой и усталой она была, какой одинокой выглядела вдали от своих английских холмов.

На следующее утро мы вновь приехали в долину, но Мушки и Таха не было. Tax все-таки знал горы лучше нас, и, хотя мы очень тщательно все обыскали, найти их не смогли. Поиски продолжались и на следующий день, но безуспешно.

На третье утро, когда мы уже были готовы отправиться на новые поиски, прилетел вертолет.

— Я спросил в академии, могут ли они прислать нам вертолет, — пояснил Грит. — Думаю, что, если поднимемся повыше, мы не потревожим Таха и Мушку, зато найдем их.

Вертолет приземлился, мы, сойдя с лошадей, поднялись в кабину и вскоре уже были над горами. Летела очень высоко, рассматривая каждое ущелье, каждую долину и лесок и наконец в два часа заметили черные точки на небольшой поляне.

— Это они! — прокричал Грит сквозь треск мотора.

Сначала мы не могли их как следует разглядеть, но пилот развернул машину так, что мы оказались прямо над ними, и даже с такой высоты было видно, что это Tax и Мушка.

— Мушка уже принесла жеребенка! — закричал я, разглядев на земле третью точку.

— Опуститесь ниже! — крикнул отец пилоту.

Теперь мы могли разглядеть Мушку, лежавшую на гальке, а около нее жеребенка. При приближении вертолета Tax, стоявший рядом, забеспокоился и начал носиться галопом вокруг Мушки. Жеребенок тоже попытался встать на ноги, но не смог.

Только Мушка не двигалась, и, Китти, потому, как она лежала, я понял, что она не живая.

— Мы опоздали! — в отчаянии закричал я. — Она умерла!

— Может быть, слишком утомлена и не может встать, — заметил Грит.

— Нет. Она мертвая, — печально подтвердил отец.

Я очень сочувствую тебе, Китти, и знаю, слова не помогут. Мушка умерла, мы видели,

но мы также знали, что нам нужно торопиться, чтобы спасти еежеребенка, иначе он тоже погибнет. Отец сказал пилоту, что необходимо приземлиться и забрать жеребенка.

— Если вертолет сядет слишком близко, Tax может попытаться унести его в зубах, — предупредил Грит, вспомнив случай, когда Tax так однажды поступил.

— Придется рискнуть, — сказал отец, — другого выхода нет.

Он попросил летчика посадить вертолет как можно ближе к трем лошадям, и, когда мы приземлились метрах в пятнадцати, подняв облако пыли и травы, Tax вышел из себя. Он метался между вертолетом и Мушкой, а когда мы вышли, бросился на нас, пытаясь лягнуть. Мы разбежались, размахивая халатами и пиджаками, чтобы отпугнуть его, а летчик выстрелил из ракетницы.

Но когда мы направились к Мушке и жеребенку, Tax уже вернулся к ним, схватил жеребенка зубами и бросил вперед раз, второй, третий.

Мы знали, так он может убить жеребенка, но чем ближе мы подходили, тем отчаяннее он становился. Мы все-таки надеялись, что он убежит. Но когда мы оказались метрах в десяти от бедной Мушки, Tax, оставив жеребенка, бросился к ней и попытался зубами поднять ее.

Это дало возможность схватить жеребенка.

Он был не больше крупной собаки, и наш рослый пилот, подхватив его, как ребенка, на руки, побежал к вертолету. Не успел он пробежать несколько шагов, как Tax бросился за ним. Он бы убил пилота, если бы догнал. Но мы продолжали размахивать халатами, кричать, один из членов экипажа опять выстрелил из ракетницы, это напугало Таха, и пилот смог благополучно добежать с жеребенком до вертолета.

Теперь нам нужно было отступать, a Tax преследовал нас и, когда мы взлетали, даже лягнул вертолет, оставив на металле две глубокие вмятины от копыт.

Когда отец осмотрел жеребенка в вертолете, мы поняли, что успели вовремя. Его глаза были подернуты голубоватой пленкой, и он бы не выжил без матери.

Что еще я могу сказать Китти?

Мы вымыли жеребенка, закутали его в теплую шкуру и поместили в одной из юрт. Мы сами кормили его. Каждый день он находился между жизнью и смертью, мы не знали, выживет ли.

Но ведь нужно было что-то делать с Мушкой и Тахом. Мы, коневоды, очень хорошо знаем, что лошадь может зачахнуть от тоски, если умирает друг или подруга. Столько раз мы видели это. Поэтому мы много думали о том, как поступить с Тахом.

Когда мы снова пролетали над долиной, то видели, что Tax все еще стоит около Мушки. Что ему оставалось делать? А что оставалось делать нам, кроме как похоронить ее в наших горах, в наших сухих желтых степях? Нам пришлось отгонять Таха, хлопая хлыстами, с палками наготове, пока рыли могилку твоей милой Мушке. Там она и лежит, и, надеюсь, ты простишь нашего дикого коня за то, что он увел ее так далеко от дома и что она умерла от истощения и страданий в нашей пустынной долине. Какая несправедливая плата за преданность!