Удравшие из ада
Шрифт:
Зачем рассудок существу, способному ударом хвоста раздробить скалу, парой выдохов спалить лес и с помощью крыльев набрать первую космическую скорость? Заполучив разум, оно истребит всех прочих тварей – просто так, из прихоти.
Матушка Эволюция сказала «нет», и драконы Лоскутного мира стали достаточно тупыми, чтобы с ними могли справляться герои, отряды гномов или (в исключительных случаях) разгневанные старушки с тяжелыми клюками.
Но в ином слое бытия, много более призрачном, возник и развился иной вид летающих рептилий –
Солнечный Дракон осмотрелся и издал свистящий рев. Лоскутный мир дракону не понравился – все тут казалось слишком тяжелым, плотным и тусклым по сравнению с легким, блистающим веществом его родины…
Летающий ящер сделал круг над морем, а затем решительно устремился на восток.
Солнечный Дракон, наделенный такими органами чувств, для каких у людей нет даже названия, ощущал, что причиной его появления здесь стало некое живое существо, и собирался это существо уничтожить.
Просто чтобы поскорее вернуться домой.
Пиво – очень коварный напиток.
А пиво, подаваемое в «Утонченном блаженстве», могло дать фору Макиавелли, иезуитам и верховным визирям. На вид и на вкус оно напоминало воду, но совершенно непонятным образом пьянило.
К концу десятого часа сидения в «Утонченном блаженстве» Арс осознал, что мир стремительно теряет четкость очертаний.
Разговор к этому времени перевалил через стадию философских размышлений и превратился в нечто совершенно невразумительное, походящее на диалог просветленных монахов.
Говорил в основном Вася, точнее, время от времени одерживал победу над заплетающимся языком и изрекал какую-то бессмысленную фразу. Рыггантропов осоловело кивал, Тили-Тили, чьи уши двигались независимо друг от друга и от воли хозяина, вяло и нечленораздельно шипел.
– Черных Властелинов узнать легко, – после десятиминутной паузы Вася выдал очередной бред, – они живут в ужасных замках.
– Плохо построенных, типа? – нашел силы уточнить Рыггантропов.
– Хватт, – Арс решил, что настало время прекратить это безобразие. – Нам пора… это, проветриться… а потом мы пдем в ночную берлогу.
Как всякого нормального молодого человека, Топыряка после выпивки потянуло на развлечения.
Ночные берлоги были изобретены в Ква-Ква, и руку (или голову?) к этому делу приложили обитатели города, страдающие бессонницей и излишками свободного времени.
Кому еще придет в голову ночью тащиться в глухой подвал и прыгать там до самого утра?
Ночные берлоги пользовались бешеной популярностью у молодежи всех видов и размеров, что не выглядело удивительным – любое разумное существо, не достигшее зрелости, со всех ног побежит в заведение, какое старшие называют «притоном разврата и порока».
Старшие в этом случае не ошибались, но забывали
– Пойдем, – согласился Вася. – А что это такое?
– Там пьют, – сообщил Рыггантропов. – И танцуют, в натуре.
– Что-то вроде клуба? – на лице Васи отразилось разочарование человека, обнаружившего в таинственном, затерянном среди джунглей храме банку из-под пива и надпись на стене: «Здесь был Коля».
– Пшли, – Арс с некоторым трудом поднялся. – Еще рано, но пока дойдем, все как раз откроется…
Выбравшись на улицу, они обнаружили, что солнце закатилось за горизонт, а жара немного спала.
Налетевший с права ветер слегка колыхал висящий над городом смог.
– Нам кда? – Арс неожиданно понял, что не может вспомнить, в каком направлении расположена любимая студентами берлога «Три поросенка». – Туда или туда? Или, может, туда?
– Туда, типа, – Рыггантропов закинул сомлевшего йоду на плечо и уверенно зашагал на право-восток.
За ним, как два болтающихся на волнах катера за баржой, затопали Арс и Вася.
– Слшай, – сказал Топыряк, когда не просто затхлый, а антисвежий воздух слегка проветрил мозги. – Ты так и не рассказал про то место, откуда прибыл? Что там и как вообще.
– Жуткий ад, – ответил Вася, из-за отсутствия привычки к улицам, напоминающим пересеченные рвами канавы, все время спотыкающийся. – Никакой магии, всякие машины, грязь …
Арс с недоумением посмотрел на груды мусора у обочины, на лужу, которую они переходили вброд.
По мусору сновали крысы, бациллы и бактерии тонкой пленкой плавали на поверхности воды, а вирусы и вредоносные микробы жирели так, что их можно было разглядеть невооруженным взглядом.
Место, более грязное, чем Ква-Ква, мог вообразить лишь редкостно нездоровый мозг.
– И еще, – с жаром добавил Вася, – там все время приходилось делать эти… как их?.. всякие неприятные вещи…
– Я знаю это место, в натуре, – уверенно сказал Рыггантропов, и все посмотрели на него с удивлением, даже сидящий на заборе кот и висящий на плече двоечника Тили-Тили. – Это большая кузница гнома Гнилая Рукавица. Как-то в особенно неурожайный для воровства год я проработал там десять дней…
И, выговорившись на месяц вперед, Рыггантропов умолк.
На очередном перекрестке обнаружился покосившийся дом с заколоченными окнами. Болтающаяся под самой крышей вывеска изображала трех здоровенных щетинистых боровов.
Вывеску изготовил кто-то из выпускников кафедры строительной магии, во тьме она светилась розовым и золотым, а поросята на ней щерились широкими, как Волга у Астрахани, улыбками.
Сверкали стаканы в их копытцах, блестели золоченые зубы, лоснились бока.
Под вывеской имелась распахнутая дверь, а около нее – серьезный и мрачный эльф-вышибала.