Уездный город С***
Шрифт:
Бобров хмыкнул и вышел, и Валентинов от этого несколько расслабился, насторожённо поглядывая на поручика.
— Сможете, Антон Денисович? — продолжил тем временем Натан. — Не дёргать и не провоцировать коллег, не хамить и, ради всего святого, не лебезить. Просто исполнять свой служебный долг, а… питаться где-нибудь на стороне.
— Я подумаю, — без выражения отозвался тот и тоже вышел, не прощаясь.
А Натан обвёл пустую комнату взглядом — Михельсон хлопотала с какими-то бумажками по этажам Департамента — и со вздохом опустился на стул, гадая, не совершил ли сейчас ошибку. Валентинов показал себя исключительно неприятным типом, но как будто ничего по-настоящему дурного не делал, всё больше болтал. И вот вопрос, взыграет ли в нём мстительность? Не получится ли так, что Титов змею на груди пригревает? Вернее, это совершенно точно именно так и выходит, вопрос только, сколь ядовита эта гадина?
Конечно, выставить неприятного типа за дверь было проще всего. Спокойнее и Натану, и всему отделу, и даже, наверное, Департаменту. Будь он человеком, и поручик склонился бы к увольнению, чтобы не отравлять хорошую компанию таким элементом. Вот только человеком тот не являлся, и недавний разговор с Михельсон об этом типе заставил Титова взглянуть на ситуацию под другим углом.
Валентинов в полной мере справлялся со служебными обязанностями, а что до его поведения… Насколько Титов понял из объяснений Рогова, для лярвы подобное естественно, они так питаются. Будь поручик рядовым обывателем, и спрос с него был бы иной, но он уже начал проникаться принятыми обязательствами. Ведь середник должен думать не только о людях, но и о навьях, и судить всех по справедливости, а не личной приязни.
Ещё немного покрутив в голове эту проблему, Натан решил, что испытательный срок — это лучший выход для всех. Если лярва сумеет сдерживать свой норов в отделе, не станет выводить коллег и провоцировать скандалы, то можно и потерпеть, закрыв глаза на прежние «достижения». В конце концов, как ни цинично это прозвучит, но на посту следователя у подобной нечисти прорва возможностей для питания: одно преступление — и пожалуйста тебе, разгневанные, обиженные, убитые горем люди на любой вкус. Оставалось надеяться, что и лярва оценит хорошее отношение и пойдёт на встречу, не станет пакостить по мелочам, вроде написания кляуз начальству.
Впрочем, если начнёт, то уволить можно будет и потом.
— Ну ты подумай, я тут как белка по дубам прыгаю, а он — сидит, барин! — Михельсон, подбоченившаяся в проходе, вывела поручика из задумчивости своим ворчанием.
— Почему — по дубам? — рассеянно спросил Титов.
— Потому что начальник канцелярии — раз дуб, — принялась она загибать пальцы, неспешно двигаясь к собственному столу, — начальник архива — два дуб, а старший по изолятору — вообще стоеросовый! Телеграфистки тоже деревянные, но они скорее берёзки: слишком хорошенькие.
— Что бы я без вас делал, — улыбнулся Натан.
— Страдал, — без малейшего сомнения ответила женщина, вставляя папиросу в мундштук. — Но я рада, что ты это понимаешь. Ишь, скалится… Улыбки вон для невесты прибереги, она девица молодая, ей этого пока достаточно. А мне бы чего повесомее, вроде прибавки к жалованию.
— Постараюсь, — рассмеялся поручик. — А про невесту почём знаете? Шерепа вчера раструбил?
— Тю! Такой взгляд томный и щенячий поди перепутай с чем-нибудь, — пренебрежительно фыркнула она, закурила и добавила задумчиво: — Ну и колечко я, конечно, сразу приметила. Свадьба-то когда?
— Пока не решили, — чуть поморщился Титов. — Тут бы ещё с родителями вопрос уладить.
— Ой, ну я тебя умоляю! — Элеонора эмоционально всплеснула руками. — Её матушка спит и видит, как бы дочку замуж сплавить, нешто думаешь, такой шанс упустит?
— Звучит не особенно приятно, — нахмурился Натан. — Для Аэлиты, имею в виду. Откуда у вас такие сведения?
— Да забегала она тут пару раз, присмотреться, — повела плечами женщина и, взяв паузу, выпустила дым колечками. — Со всеми перезнакомилась, только наши господа были признаны неудовлетворительными. Несвежие-с. А Адам зеленоват, недозрел. Ну не кривись, не кривись, мамаши взрослых дочерей — они такие. Сначала «нечего с мальчиками гулять, это неприлично!», а потом «когда ты уже замуж выйдешь?». Мы, конечно, Алечку расстраивать не стали и о визитах этих не говорили, так что ты уж тоже, будь добр, с пониманием, — строго проговорила она, вновь затянулась и добавила: — Что-то ты совсем посмурнел. Никак, жениться передумал?
— Да вот думаю, стоит ли вообще в таком ракурсе чьего-то благословения просить? — признался поручик. — Но я теперь понимаю народную мудрость, которая советует брать сироту, и все анекдоты про страшного зверя тёщу.
— Нет, ну ты офицер или где? — весело возмутилась Михельсон. — Мужчина не должен бояться трудностей!
– щё четверть часа назад был офицером, а теперь уже не уверен, — угрюмо пошутил Титов. — Мне всё больше хочется по-тихому придушить эту женщину, а приходится еще Аэлиту уговаривать с ней не ссориться.
Жаловаться на подобные мелочи было, конечно, недостойно, но уж очень хотелось с кем-нибудь поделиться.
— Нет, ты, Титов, добрый, — захихикала делопроизводительница. — Тут два варианта: или продолжать мучиться, или послать тёщу к чертям собачьим. Я бы второе выбрала, но ты благородный и жалостливый, так что продолжай страдать. Лучше молча, а то недостаточно благородно получается.
— Вы ядом не приторговываете на стороне? — усмехнулся Натан в ответ на это замечание. Странно, но от ехидства Михельсон стало легче. И впрямь, что-то он раскис на ровном месте. Не к мамаше же свататься собрался!
— Исключительно даром и только для своих, — с достоинством отозвалась Элеонора. Потом улыбнулась и добавила уже всерьёз: — Ты как маленький, всему-то тебя учить надо… Мундир парадный, ордена на грудь да вид бравый — тут ни одна баба не устоит, хоть невеста, хоть родня, хоть старуха соседская. У нас, баб, восхищение мундиром с наградами где-то вот тут, на подкорке записано, — она выразительно похлопала себя по затылку. — А тебе ещё и щегольнуть, полагаю, есть чем.
— Откуда такие сведения? — хмыкнул Натан, смущённый подобным напутствием.
— Жизненный опыт, — невозмутимо пояснила Михельсон. — Такие бывают или живые с наградами, или мёртвые — но тоже с наградами. Ну или мёртвые без наград, если совсем уж невезучие, но ты-то живой. Ладно, лети уж, голубь, дело к вечеру, зазноба, почитай, заждалась. И не красней, а то я совсем расчувствуюсь и от умиления еще глупостей наговорю. Пользуешься моей слабостью, нахал! — напутствовала она, но потом опомнилась: — А всё же свадьба-то когда?
— Как дом построю, — твёрдо отозвался Титов. — Жену в свой дом приводить надо, а не в съёмную комнату.