Уезжать и возвращаться
Шрифт:
– Вы на свои места пройдите, очень вас прошу. Чай будет сию секунду!
Выпроваживал нас.
– И свет! – потребовал Пётр Тимофеевич. – Темно, как в лесе!
– И свет будет, а как же.
Мы ещё только направились к своим полкам, а в служебном отделении защёлкали переключатели пульта управления и в большом коридоре вспыхнули лампы. При их свете я снова обратил внимание на то, как волочит ногу сталбыть.
В служебном отделении слышался торопливый шёпот. Потом загремело стекло стаканов. И вскоре усатый лично появился, держа
– А вот и чай! – произнёс он доброжелательным тоном. – Железная дорога! Чай есть всегда!
Вроде как с гордостью сказал.
Опустился на полку рядом с Петром Тимофеевичем, но прежде осведомился: «Не возражаете?»
Нас было трое, а он четвёртый. Вот почему четыре стакана чаю.
– Далеко направляетесь? – полюбопытствовал усатый, завязывая беседу.
– Покровские мы, – первым ответил сталбыть.
– Все трое? – уточнил усатый.
– Я до Октябрьского еду, – сообщил я.
– По работе? Или как? – уточнил усатый и тут же спохватился. – Да вы чаёк пейте!
– Так, – пожал я плечами. – По надобности.
Мой собеседник отхлебнул чай из стакана. На его усах повисли капли. Он тут же промокнул их свежим, тщательно отутюженным носовым платком. Хотел ещё о чём-то спросить, но тут вмешался сталбыть.
– На Покровке остановка есть?
– Нет, – ответил начальник поезда.
– И в кассе мне сказали, что нет. Как так?
– А вот так, – вполне доброжелательно ответил усатый. – Годов пятнадцать уж как отменили.
– А как же люди?
– Нет там людей.
– В Покровке нет людей? – не поверил сталбыть.
– Нету. Совсем. Ни одного человека не осталось.
– Да как же так?! – изумился Пётр Тимофеевич.
Он уезжал оттуда тридцать лет назад и запомнил свою Покровку обитаемой. Все эти тридцать лет такой её и видел в мыслях. Не пришло ему в голову, что ничего не бывает вечного. И вот теперь он ехал, изумлённый. Это домой хорошо возвращаться. А он возвращался в никуда. Если нет там никого, то как это зовётся? Не позавидуешь ему.
Мотаня замедляла ход.
– Извиняйте! – сказал усатый и поднялся. – Погутье. Первая остановка.
– Спасибо Вам, – поблагодарил я. – И свет нам сразу организовали. И чай. Да ещё в таких роскошных подстаканниках.
– «При раздаче чая стаканы необходимо устанавливать в подстаканники». Пункт 3.9.3
Распоряжения от 24.05.2007 года номер 959р, – отчеканил усатый.
Служака. У такого проводники по струнке ходить будут.
Усатый поднялся, застегнулся на все пуговицы и удалился, лишившись признаков недавнего благодушия.
– Знает, видно, службу, – оценил я.
Пётр Тимофеевич и не слышал меня, казалось. Смотрел невидяще в пространство перед собой и вид имел расстроенный.
Остановка в крохотном Погутье была короткой. Минуты две или три. Людей было мало. В наш вагон поднялись двое, прошли по коридору, оставляя за собой шлейф выстуженного воздуха. Состав тронулся и почти сразу мы Погутье оставили где-то в ночи.
– Я сталбыть уехал из Покровки, а там ещё было двадцать дворов, – произнёс Пётр Тимофеевич задумчиво. – И не одни тока старики, вишь какое дело. Молодёжь была. Мне сталбыть двадцать годов, тока отслужил.
За окном вагона была непроглядная чернота. Ни зги не видно. Мотаня катилась по старым рельсам, покачиваясь.
– Можно сказать, сбежал я оттуда. Тесно было, да. Душа томилась сталбыть. Дембельнулся когда, через города ехал. Видел, как живут. Там жизнь, да. И я в Покровке, воротясь, не задержался надолго. Собрался и уехал. Ох, и вляпался я сразу. Оно ж не дома! Добрался до Челябинска. Вот приехал я, а там у меня ни угла, ни работы, ни денег. Пожил на вокзале четыре дня. Два раза меня в милицию забирали. Тогда ещё милиция была. А я – што? Я – дембель. Отпускали сталбыть. И тут мне подфартило. Это я тада так думал. Женщина. Лет за
тридцать. Разведёнка. Без детей. И у неё в Челябинске квартира. Давай, говорит, солдатик, со мной. Дело есть верное. Как сыр в масле будем кататься. Там рынок. Большой. Контейнеры стоят. Магазины вроде. Торговля! Народу! Куда там Москве! Деньжищи рекой текут. Только успевай черпать. Это она мне объясняла. Пойду, говорит, продавцом в контейнер. И, слышь ты, не за зарплату будем корячиться, а по-умному. Разузнаем, где товар, каким торгуем, можно взять недорого, и будем там покупать, а тут продавать. Хозяин как проверит? Он весь день сидеть не будет с нами. А как уйдёт, ты товар подвезёшь, вот деньги и наши. Я, грит, такое уже ворочала, со мной не пропадёшь. А ты машину себе купишь, солдатик. Машину хочешь? А чо, я хотел.
Пётр Тимофеевич взял наугад свой чай и отхлебнул сразу полстакана. Было такое чувство, что он не с нами сейчас.
– Не сразу нас взяли. Время такое было – работы нет. Одни безработные вокруг. И тут мы. А кому нужны? Никому. Несколько дней ходили по рынку. И вот набрели на мужика одного. Ни у кого работы нет, а у него есть.
– Подфартило, – сказал я понимающе.
– Подфартило, да, – кивнул тяжело мой собеседник и что-то я засомневался. – Сразу он нас не взял, понятное дело. Как бы примерялся к нам. Расспрашивал, кто такие и откуда, чем жили прежде. Полдня на нас убил. Потом лысину свою почухал и велел завтра приходить. Тогда, мол, и решится. Вроде как время взял на раздумье. Ну, нам-то деваться некуда. Пришли назавтра. Ладно, говорит, беру. С испытательным сроком. Месяц продержитесь – там видно будет.
– За бесплатно взял работать? – догадался я.
Он же должен был их как-то обмануть. Ну, взял, к примеру, с испытательным сроком. Месяц они у него батрачили, денег он им не платил. А через месяц выгнал. Не подошли, и все дела. Следующих взял за бесплатно. Выгодно ему.
– Нет, плату нам назначил. Маленькую, это да. Но кажный день. День отработали – получили. А ежли месяц продержимся – это он нам так объявил – уже настоящая будет зарплата. Пожирнее, чем сперва.
Пётр Тимофеевич отпил чаю с мрачным видом.