Уфимская литературная критика. Выпуск 6
Шрифт:
Итак, прежде всего, определитесь, чего вы хотите: а) напечататься в толстом журнале; б) выпустить свои тексты отдельной книгой. Преимущества и недостатки толстых журналов таковы. Преимущества: а) напечататься в толстом журнале – это очень престижно с точки зрения ваших мамы и бабушки; б) печататься в толстых журналах – это единственный путь для авторов малых форм, ибо шансы издать сборник повестей и рассказов у нераскрученного автора просто равны нулю; в) других преимуществ у толстых журналов нету. Недостатки: а) толстых журналов мало; б) они существуют вне рынка; в) средний читатель толстых журналов (т. е. посетитель районных библиотек) – читатель весьма специфический. Как шепнул мне в добрую минуту зав. отделом прозы петербургского журнала «Звезда»: «Знаете, Михаил, рассказик у вас… неплохой, но нашему интеллигентному пожилому читателю этого… не нужно». Короче, журналы – это своеобразные
Несколько практических советов желающим напечататься отдельной книгой: а) легче всего издать роман объёмом 15–20 листов; б) выберите из текста наиболее удачный (желательно динамичный и с юмором) отрывок и разошлите его электронной почтой по максимально возможному числу редакций (если отрывок редакцию заинтересует, она вам ответит в течение 3-4-х дней; если нет, значит – нет); в) приготовьтесь к неудачам (уже известный вам литератор Мих. М-с, написав свой роман, отнёс его в петербургское издательство «Лимбус-пресс». И самое же первое посещённое нашим неофитом издательство тут же решило роман напечатать!!! Решило. Но – не напечатало. После чего Мих. М-с получил более ста отказов. И только сто десятый его контакт окончился подписание договора. Те из вас, кто думает, что получить подряд сотню-другую отказов – это чепуха, ошибаются. Это очень трудно. Но вышеназванный литератор выдержал. Хотя мужичок он, в общем-то, хлипкий); г) в примерно каждой второй редакции вам будут предлагать выпустить книгу за собственный счёт. Лично я такой вариант запретил себе сразу. Хотя, в принципе, всё удовольствие стоит где-то 1,5–2 тысячи долларов. И найти эти деньги, наверное, можно. Но вот нужно ли? Ведь учтите, что проблемы с распространением издания лягут лично на вас и разрешить их у вас, скорее всего, не получится. Так что наиболее вероятная ваша судьба – это в качестве местной достопримечательности (городского сумасшедшего) торчать у метро с картонной табличкой «Книгу продаёт автор». Стоит ли ради этого расставаться с кровными баксами?
P.S. Всё вышесказанное отнюдь не является истиной в последней инстанции. Все ваши (быть может, совершенно противоположные) взгляды могут быть высказаны на страничке «Излей душу!» (страничка молодых авторов).
Евгений Антипов [22]
Премия
«Раздался робкий стук, дверь неуверенно открылась, после чего появился уже немолодой, но изящный человек. Он был по-хорошему застенчив и все время пытался опустить глаза.
22
Статья размещена на сайте http://www.sharikoff.narod.ru/antipov.
Председательствующий сощурился.
– Дело в том, что я, что мы, номинанты премии имени Александра Черного… – голос человека дрожал.
В ответ на эту дрожь председательствующий сощурился еще больше. Немолодой, но изящный человек пошевелил губами, собираясь со словами, но вместо ожидаемой конкретики отвернулся и, гулко уткнувшись в стену, зарыдал. Через сорок минут с небольшим, немолодой, но изящный человек повернулся обратно и, размазав лицо ладонью, сообщил председательствующему, что когда-то он больше всего на свете любил одну милую особу женского пола и литературное мастерство, которое осваивал с бо-о-ольшим энтузиазмом. Теперь же он всего этого на дух не переносит. И вообще, после всего того, что с ним произошло… голос его снова дрогнул, но изящный человек сдержался и отчеканил:
– Я и мои товарищи-номинанты, мы торжественно отказываемся от литературной премии имени Александра Черного.
Председательствующий
Неплохая завязка для пьесы, черт побери. С большим драматическим потенциалом. Даже для фильма. Впрочем, фильм такой по плечу лишь Спилбергу. Ситуация слишком фантастическая. А ведь как можно было бы раскрыть материал: на фоне петербургской литературной жизни показать творческие сомнения индивида с чистыми помыслами, его метания, борьбу, и потом этот крах, крах.
Ну что ж, придется своими словами.
В долгой угрюмой борьбе «содержание или форма» победила дружба: из литературы уходят и содержание, и форма. Двадцать лет назад мы снисходительно улыбались в сторону маститых литературных чиновников, но сегодня нас обязывают с глубочайшим пиететом относиться неизвестно к кому, к каким-то неразличимым без очков пигмеям. Антропология объединила их в категорию «рейтинговые люди», но откуда взяли они свои рейтинги, никто не знает.
Можно по-разному относиться к творчеству Михаилов Александровичей Дудиных, но все они были профессионалами и литературную деятельность, между прочим, не имитировали. Тогда все было ясно. Огромная страна, огромная идеология, огромные задачи. Надо строить БАМ, причем быстро и недорого, в даль. Огромные партия-и-правительство, огромно подумав, решили, что литература должна высекать строительную искру в сердцах работоспособной молодежи. Литература аутентичная рассматривалась в свете большой зари как занятие праздное. Ну что ж, большому кораблю – большие знамена.
Под такими целеустремленными парусами человеку истинно творческому было трудно. Ершистый Евтушенко, непокорный Войнович, скорбный Галич и другие – их принципиальность накалялась до жжения в груди, до критических отметок, ибо их зажимали, не давали дышать. Но радио по три раза на дню пело их песни, и страна эти звуки насвистывала, и кормились они – в тоталитарные времена – на ниве литературы. Неважно, чем кормились – в чужой рот заглядывать нехорошо, важно, что были в литературе. Поэты, менее склонные к публичной борьбе, по причине более выраженной творческой индивидуальности в литературе тоже были. Соснору с его чуждой поэтикой и мелким шрифтом ругали злобно, но книги выходили. И Жданов Ваня, пишущий о чем-то своем, загадочном, дебютировал до перестройки, а советский толстый журнал книжку его анонсировал. Даже Кривулин, который не печатался, все же в литературе был: хотя бы потому, что не печатался.
Сегодня мэтры и полумэтры вызывают преимущественно сочувствие. Они либо исчезли с горизонтов, либо испуганно озираются и спешат вписаться в фарватер новых тенденций нового поколения. Хотя прекрасно знают, что никаких тенденций нет. Есть имитация, иллюзии. Куда ж девалась их несгибаемость советских времен? Да, это в советские времена поэт был больше, чем поэт, теперь-то он гораздо меньше, гораздо. И с принципиальностью у наших писателей что-то подозрительное.
Когда Поупа взяли за это дело, восхитило единодушие комитета по помилованию. Писатель Приставкин, глотая слезы, просит отпустить товарища-американца к его шпионскому отцу (хотя тут явный перебор, не следует писателю быть приставкиным до такой степени). Ну, что ж, в конце концов, теперь каждый решает, как ему изъявляться. Ведь не напрасны же усилия и жертвы в борьбе с идеологией, с государством. Золотой век литературы настал: ни идеологии, ни государства. Одни ежегодные премии. Выдохнув и утеревшись рукавом, не оглядываясь на экономику, можно сказать во весь голос: Поэт (все правильно, с большой буквы), настал звездный час для твоего таланта!
Ой ли, господа, ой ли…
Свято место пусто не бывает, а тёпло место – подавно. Оказывается, Поэт, писать так, как пишешь ты, нельзя. Это не в русле тенденции. Даже так: не в русле интенции. Это не то, старик, и смотреть на это скучно. И любовь у тебя какая-то устаревшая, сейчас так не принято, и никаких эмоций, интонаций в тексте быть не должно. Ну, не должно, старик. И главное, третье тысячелетие пришло, а ты все ритмы, рифмы… Разве ж это стихотворение? Видишь, самому стыдно. Ты лучше учись изогнуто рассуждать о тексте, чтобы глаза к потолку, пальцы, и побольше терминологии, чтобы всем им неповадно было. Смотри, как мы. Нас немного, чуть больше одного, но дело не в количестве – зато мы все знаем про тенденции и интенции. Мы в духе времени. Кривулин и Драгомощенко, некогда стоявшие в авангарде ленинградского андеграунда, сегодня выглядят просто консерваторами, потому как всё, имеющее отношение к профессиональному ремеслу, – консерватизм и атавизм. Пойми, старик, новое поколение выбирает не это.