Углём и атомом
Шрифт:
И подпись: «Командира японского войска Сечу Гундзи».
Полтора месяца оккупанты торчали у Озерной, не решаясь двинуть вглубь полуострова.
За это время к их лагерю подтянулись местные силы ополченцев – две дружины, всего 88 человек. Японский отряд был окружен, завязался бой.
Потеряв в перестрелке убитыми три десятка человек, остальные самураи успели попрыгать в шлюпки, добраться к шхунам, в итоге бежав на остров Шумшу.
Там располагалось якобы японская рыбацкая деревня, а на самом деле форпост, откуда можно было снова пытаться организовывать наступательные движения на камчатском полуострове.
Именно туда, на Шумшу Рожественский и рекомендовал «наведаться» исполняющему обязанности начальника Петропавловского уезда Гребницкому Н. А.
Не единолично, конечно, а в составе вооруженного десанта, при поддержке корабельной артиллерии.
Свое предложение Зиновий Петрович озвучил уже потом, мимоходом, на борту броненосца «Князь Суворов» на рейде в Авачинской бухте.
К широтам ниже все больше довлел туман, и по местным условиям вход в узкое горлышко Авачинской бухты представлял собой непростую задачу. Рожественский в своей подозрительности на происки противника вполне допускал захват порта японцами, минимум – минирование фарватера.
Как назло, ни одного суденышка, дабы вызнать, какова обстановка в Петропавловске, на подходе к цели обнаружено не было. Просить господина Чертова провести разведку летающей машиной адмирал счел ненужным, а скорей в гордости зазорным. Тем более что на месте, над горлом бухты и сушей вилось заметное марево, предполагая ограниченную видимость с высоты полета.
Первым пустили американский браконьерский пароход (который не жалко, вдруг мины), за ним американский же угольщик. Следом шли «Маньчжурия» и «Воронеж». Броненосцы двигались с небольшим запозданием и интервалом. «Ослябя» – замыкающим.
«Рион» и «Ямал» остались в патрулировании и дозоре.
Первые же наблюдательные посты – Петропавловский маяк, а затем на мысах Бабушкин и Раков, организованные административной властью для наблюдения за морем, показали, что бухта и порт находятся под контролем российских властей.
На их флагштоках вился российский триколор.
Да и у сигнальных пушек возились явно не азиаты – те же, в свою очередь, поначалу нечтоже сумняшеся на чудной вид броненосцев, выкрашенных полосами и пятнами, наконец рассмотрев андреевские флаги, приветственно махали руками.
Курьерские шлюпки уже унесли вести в Петропавловск – первая «тревожная» о подходе неизвестных судов, еще не распознанных, вторая «торжественная» – когда определилась национальная принадлежность пришельцев.
Так что на причалах гостей уже ждали.
Подернутая маревом Петропавловская гавань казалась пустынной, туман загадочно прятал все границы, но два широкобрюхих парохода под американскими флагами обнаружились сразу.
– Вот они! Ваше высокопревосходительство, – немедленно оповестил Игнациус, опытным взглядом опознав углевозов, – обещанные суда с углем-с. Отрадно!
Рядом, у совершенно негодных для погрузки-выгрузки причалов, понурился архаичный пароходик да пара зарифленных шхун. Суетились встречающие на пристани.
– Будут чествовать…
Неожиданностью было стоящее в глубине бухты крупное судно с клиперным носом, трехтрубное, с изящ ными обводами, с Андреевским флагом на корме.
– «Лена!» – снова подал голос Игнациус, едва удалось прочитать название на борту. – Вспомогательный крейсер. Из Владивостока?
На реях крейсера поползли сигнальные флажки, с него семафорили.
В ответ с борта флагмана прозвучал выстрел из салютной пушки.
В первую очередь Рожественского заботила бункеровка, на что было сроку вытребовано – сутки. Кому этим заняться, естественно, нашлось.
Сам же адмирал принял местного уездного начальника, прибывшего в сопровождении отставного штабс-капитана, руководившего камчатской обороной.
Чуть погодя пришвартовалась шлюпка с «Лены», явив капитана второго ранга Берлинского (командира корабля) и чиновника особых поручений, по виду жандармского типа.
«Ну-с, что тут? – Зиновий Петрович внимательно ознакомился с предъявленными бумагами. – Так и есть, господин жандарм в чине статского советника. Одначе держится как минимум на “действительного” [15] . Только, пожалуй, молод он для следующего чину. И непрост. Да отделение прописано в документе какое-то новое… судя по англицизму, “специальный”. Ну-ну».
Грифы на предъявленных «жандармом в штатском» бумагах стояли самой наивысшей инстанции. И допуск у него имелся соответствующий.
15
Следующий чин – действительный статский советник.
Цель прибытия вспомогательного крейсера, согласно рескрипту, именовалась «миссией, имеющей касательство ледового судна “Ямал” секретной конструкции». И признаться, вызвала у Зиновия Петровича некоторое двоякое чувство, в котором явно преобладало недоумение. И непонимание.
«И да бог бы с ним, – с натяжкой отмахнулся адмирал, нахмурившись, – не моя сие компетенция. В Петербурге знают, что делают».
Приказав отбить дополнительную телеграмму в столицу, подозревая, что ответ придется обождать, так как на берегах Невы сейчас глубокая ночь, Рожественский решил вначале расспросить начальника уезда и его помощника: обо всем, что касается противника – появлялись ли военные корабли, вспомогательные шпионские суда, случались ли вылазки, десанты, стычки?
И был удовлетворен пространным докладом. Более того, повествование оказалось даже занимательным.
«Да уж, – невольно дивился Зиновий Петрович, – местечковые копеечные баталии – сотня на сотню! Необученные ополченцы рыбаки-охотники, большинство которых из коренных народностей. Против такой же сборной рыбьей чешуи, только что с ружьями – японские солдаты, решившие, что на правах войны можно прийти и пограбить! Однако ж смотри ты… дали супостату отпор по всем статьям. Повсеместно! Не чета куропаткинскому стоянию. И прозябанию порт-артурской эскадры».