Угли войны
Шрифт:
– Посланник выходил на связь?
– Я говорила с посланником Одомом, когда мы стояли на станции Камроз.
– Он спрашивал твое мнение о моей провинности?
– Спрашивал.
– Что ты ответила?
– Сказала, что это было мое упущение.
Я, опешив, приподнялась на локтях. Над головой мигал сквозь крышу палатки оранжевый маячок.
– Правда?
– Я не напомнила тебе о регламенте, когда ты решила, что в столь экстренной ситуации можно пренебречь стандартной процедурой. Также я сказала ему, что ты хороший капитан, что операции на грунте редко проходят без накладок и что в боевых условиях ошибки – обычное дело.
– А он что сказал?
– Он поблагодарил меня за откровенность.
Я села, укутав плечи одеялом. Температура в ангаре стояла бодрящая, но мне это даже нравилось.
– Значит, ты меня не винишь?
– Бывает, что и хорошие офицеры принимают неудачные решения. Потери случаются даже в скрупулезно продуманных операциях.
Я насупилась в темноту:
– Это «да» или «нет»?
«Злая Собака» попробовала объяснить по-другому:
– Вина не на тебе одной, капитан. Я в тот момент согласилась с твоим решением. «Хобо» тонул, оставались считаные минуты. Необходимость иногда перевешивает требования устава, и нет таких правил, которые были бы применимы в любой ситуации. Кроме того, тщательное соблюдение процедуры не гарантия от потерь. То водное существо двигалось быстрее, чем я могла предвидеть, и щупальца выпустило только перед самой атакой. Даже если бы ты в этот момент наблюдала за Джорджем Уокером, спасти его не успела бы. У человека недостаточная скорость реакции.
Я вытащила из кармана бутылку джина, отвернула пробку.
– Я просто сказала правду, – заключила она, – уведомив также посланника, что к тому времени, как получила возможность стрелять по атаковавшему существу, под огонь попал бы и захваченный им член команды.
– Так стремительно все произошло?
– Если бы мне оставили прежнее вооружение, я реагировала бы быстрее.
Я почувствовала, как расплываются в невольной улыбке уголки моих губ.
– Ты просила его тебя перевооружить?
Она молчала пять секунд – это очень долго для корабля, который во много раз сообразительнее человека. Я поднесла ко рту бутылку, глотнула. Поморщилась.
– Я просто настоятельно рекомендовала переоценить эффективность оборонительных параметров с учетом вариантов взаимодействия судов Возврата на передовой линии.
Вытерев горлышко бутылки рукавом, я завернула крышку.
– Что это, собственно, означает?
«Злая Собака» правдоподобно изобразила негодующее фырканье. Будь она ребенком, я бы решила: надулась.
– Я сказала этому идиоту, чтобы вернул мне мои пушки.
16. Она Судак
Опытная команда сумела посадить «Хейст ван Амстердам» на ближайшую, пригодную для обитания поверхность – на изрезанный рельеф Объекта, известного как Мозг. Последний сокрушительный удар расколол и без того пробитый и горящий в дюжине мест лайнер вдоль хребта, разбросав пылающие обломки по пропастям и ущельям планеты-скульптуры. К счастью для меня, предназначенные для людей отсеки – предусматривавшие подобное насилие – выдержали посадку лучше рабочих модулей, и все же выжили очень немногие из команды и пассажиров. Мой сегмент – цилиндрический пончик, насаженный на полость воздушной шахты, – вклинился между стенами расселины.
Лазарет оправдал мои расчеты: обеспечил меня обезболивающими и одеждой – в виде инъекции и зеленой хирургической робы. Теперь я пробиралась по кораблю, то и дело обходя мертвые тела. Кто-то погиб при первом ударе, другие от возникших пожаров и пробоин, а остальные – при жесткой посадке. Гравитация отключилась, людей швыряло о стены и мебель. Трупы лежали поодиночке и неопрятными грудами. От иных остались кляксы крови и слизи, а попадались и чудом уцелевшие настолько, что нельзя было понять, от чего они умерли.
Конец ознакомительного фрагмента.