Углич. Роман-хроника
Шрифт:
– Дай-то бы бог, дядя.
Ни Дмитрий Федорович, ни Борис Годунов еще не ведали, какой сюрприз им преподнесет Афанасий Нагой.
* * *
Купальня, находившаяся на реке Лихоборе, была в полуверсте от села.
Иван Васильевич, в сопровождении хозяина вотчины, Годуновых и стрельцов, шел пешком, распахнув золотные застежки летнего, голубого зипуна. Под зипуном виднелась шелковая рубаха, шитая серебряными узорами. Бархатные малиновые
Дорога петляла среди частого хвойного леса, озаренного животворным, полуденным солнцем.. Воздух был хрустально-чистый и благоуханный.
Ивану Васильевичу легко дышалось. Казалось, никогда еще он не чувствовал себя таким умиротворенным и бодрым.
Навстречу бежал тиун. На меднобродом, щербатом лицо его блуждала плутоватая улыбка.
– Ты чего, тиун?
– спросил Нагой.
– Да тут, вишь ли, - тихонько и как бы виновато заговорил Шербак.
– Девки купаются. В чем мать родила, хе-хе…Может, маленько обождать, Афанасий Федорыч. Чай, скоро вылезать начнут.
– Вот, непутевые, - сотворив озабоченное лицо, молвил Афанасий.
– Не сидится дурехам в хоромах.
Чуткое ухо царя уловило разговор боярина с тиуном, и он вожделенно молвил:
– Чу, о девках сказываете?.. То не помеха.
И царь негромко рассмеялся. Глаза его стали лукавыми и озорными.
– Стрельцы, вы тут постойте. И чтоб не галдели… А мы, - Иван Васильевич подмигнул боярам, - на купаленку глянем.
К реке подходили тихо, сторожко. Афанасий Федорович поманил царя в кустарник и зашептал:
– Тут нас не видно, великий государь А девки, как на ладони.
Девки и в самом деле оказались на самом виду. С визгом и веселым криком, покупавшись, они стали выходить на песчаный берег. И выход их из воды был перед самыми глазами царя.
Великий прелюбодей и сладострастник впился жадными очами в обнаженных девок. Их было пятеро. Четверо из них, пышнотелые, не первой молодости, неторопко стали облачаться в сарафаны, а вот последняя, молодая, красивая, с высокими грудями, запрокинула гибкие руки за голову и, весело улыбаясь, стояла во всей своей цветущей красе (прямо перед государем) и не спешила надевать на себя сарафан.
Иван Васильевич похотливо засопел носом. Не отрывая от девки ненасытного взгляда, шепнул Нагому:
– Кто такая?
Афанасий Федорович, изобразив сердитое лицо, строго отозвался.
– Вот я ей задам. Сколь раз говорил - не ходи без мамки на купальню. Ох, накажу!
– Кто, сказываю?
– нетерпеливо вопросил царь.
– Да ты уже ее видел, великий государь. У меня на пиру. Марья-племянница.
– Марья?.. Та самая? Зело пригожа твоя племянница. Зело пригожа, - раздумчиво произнес Иван Васильевич, во все глаза, продолжая разглядывать молодую черноволосую купальщицу.
– Поторопить, великий государь? Тиун в мгновение ока повелит удалиться.
– Не надо, Афанасий… Пусть Марья твоя на солнышке обогреется.
А племянница обернулась к царю задом, и вновь закинула руки за голову. Пусть, пусть государь разглядит все её девичьи прелести.
– Ох, ладна, бестия, ох, ладна.
Иван Васильевич даже издал тихий стон от внезапно возникшего вожделения. Наконец, с трудом оторвавшись глазами от голой Марии, царь молвил:
– Девок пугать не будем… Что-то мне купаться расхотелось, Афанасий Федорович. Пойдем-ка вспять в твой терем.
Все послушно повернули назад.
Борис же Годунов шел позади царя и негодовал:
«Ловко же всё подстроил Афанасий. Ну и хитрец! Ведал, чем царя наповал сразить. Теперь государь эту роскошную девицу из рук не выпустит. Наверняка женится. Ныне и дядя ни чем не сможет помочь. Уж, коль царю, эта Мария понравилась, то уже никто не сумеет его остановить. Но то ж беда! Нагие заполонят весь дворец и возглавят многие из приказов. Они все силы предпримут, чтобы отстранить Годуновых от трона. Господи, что же делать?!»
Заметив помрачневшее лицо племянника, Дмитрий Федорович стиснул его за руку, и произнес:
– Спокойно, Борис. И мы не лыком шиты. Спокойно.
За обедом Иван Васильевич был оживлен и весел. Он был явно возбужден. После третьей чарки царь повернулся к Нагому и спросил:
– А что, Афанасий Федорович, отдашь свою племянницу за меня в жены?
У Нагого дрогнул кубок в руке. Наконец-то! Быстро же царь надумал.
Вышел из кресла и земно, коснувшись пальцами бухарского ковра, поклонился.
– Сочту за честь, великий государь.
– Другого ответа от тебя и не ждал, мой будущий тесть, - довольно молвил Иван Васильевич и глянул на Дмитрия Годунова.
– Ну а ты что скажешь, постельничий?
Дмитрий Федорович, конечно же, возразить не мог. Пойти против царя - самое малое угодить в опалу. Но тогда прощай все его радужные надежды - выдать племянницу Ирину за царевича Федора. И Дмитрий, благостно улыбаясь, отозвался:
– То дело зело нужное, великий государь. Пойдет на пользу Отечеству. С доброй женой горе - полгоря, а радость вдвойне.
– А что попы скажут?
– Попы?.. Попы в твоей воле, великий государь.
– Не шибко-то они будут в радости… Ну да и их обломаем.
У Бориса же Годунова вертелась на языке пословица: «Первая жена от Бога, вторая - от человека, третья - от черта. А уж седьмая, наверное, от сатаны. Неужели митрополит позволит царю опять венчаться? Даже от монахов Кирилло-Белозерского монастыря не удалось скрыть блудную душу Ивана Грозного, кой написал инокам: