Угнать за 30 секунд
Шрифт:
– Угу. Дай-ка мне апельсинового соку. Даже можешь капнуть туда капельку мартини, но не перелей. У меня должна быть свежая голова.
– Ну конечно! – вдруг прозвучал над плечом хорошо поставленный мужской голос, и я, подняв голову, увидела Филиппа. На его лбу красовался здоровенный пластырь, который он довольно умело скрывал зачесанными челкой волосами. Он меня узнал сразу. Наверное, потому, что я уже демонстрировала ему несколько перевоплощений из своего арсенала, да и голос я, говоря с Олегом, не меняла.
Черт, такими темпами все посетители кафе будут знать, что я сегодня «сменила имидж».
Филиппа вот заинтересовал.
– А, театрал? – произнесла я. – Ну, как твое здоровье, Филипп? Лучше? А то в последний раз, помнится, тебя хорошенько приложили, и, пожалуй, по моей вине.
– По твоей?
– Ну, я послужила невольным предлогом.
– Тогда понятно, – отозвался он, несколько скованно улыбаясь. – А что, Женя, может, по чуть-чуть шампанского? Я вот сегодня премию получил.
– Да? Спасибо за предложение. Только я пока что ограничусь соком.
– Ну, тогда мороженого? Тут хорошее мороженое подают: и фруктовое разных сортов, и в целом очень даже сносный выбор. Я как-то, будучи проездом в Вене на фестивале имени Штрауса…
Я тяжело вздохнула. Быть может, лучше бы следовало просидеть оставшийся до назначенной встречи час с хвостиком одной, чем слушать рассуждения прилипчивого Филиппа…
– Теймураз Вахтангович? Только что засекли Костюмчика и Микишу!
– Где?
– На улице Тархова, на конечной десятого троллейбуса. Они сели в подошедший троллейбус и сейчас едут. Мы их ведем на машине. Фортуна, Теймураз Вахтангович, чистая фортуна! Надо их брать.
– Вы уж только подождите, пока они с троллейбуса сойдут. Кстати, что это они на общественном транспорте катаются? Машину, что ли, позаимствовать не могут…
– А кто их знает? Может, боятся запалиться, мало ли что. В их положении вообще ни на общественном транспорте ездить, ни на «паленых» тачках не стоит.
– В их положении следовало бы давно все рассказать. Гниды! – рявкнул Кешолава.
– Не, ну это понятно. Так их брать, значит?
– Само собой. Но лучше сделать это не на открытом воздухе. Подождите, пока они куда-нибудь зайдут. А то на улице еще удерут. Темно уже.
– Да, верно. Я понял, Теймураз Вахтангович. Думаю, что все будет нормально.
– У тебя с собой сколько людей?
– Трое. Если считать со мной – четверо.
– Хватит?
– Да что они, спецназ ФСБ, что ли? Обыкновенные мелкие уголовники, «Васьки». Возьмем!
– Ну ладно, ладно. Ты смотри, это самое… не проколись, Бизон. Потому что если и на этот раз их упустишь, то нам с тобой головы не сносить, понятно?
– Да понятно, что уж там… – отозвался Бессонов. – Выходят!
– Они?
– Да, из троллейбуса. Теперь входят!
– Обратно в троллейбус, что ли?
– Да в какой троллейбус?! В кабак в какой-то. Ага, кафе «Брудершафт» называется.
Максим Максимыч и Микиша проявили неожиданную пунктуальность. Честно говоря, если вообще можно радоваться в такой ситуации, в какой очутилась я, да еще радоваться приходу людей, вымогающих деньги, – так это была именно та ситуация. Филипп довел меня буквально до изнеможения своими круглыми витиеватыми рассказами о жизни и творчестве представителей высокого искусства. Наверное, от удара бильярдным
Максим Максимыч и Микиша были грустны. Вид у них, что и говорить, был помятый, особенно это касалось последнего. Кораблев же, видимо, на кредитованные мною деньги приобрел себе приличный костюм-тройку взамен того рванья, в коем пожаловал к нам с тетей в гости. Теперь он хотя бы относительно соответствовал своему прозвищу. Впрочем, о каком соответствии можно было говорить, если я знала, что вор Костюмчик – вовсе не вор-автоугонщик и весь его рассказ был искусно сотканной сетью обмана, цель которого еще не прояснилась для меня окончательно.
Микиша выглядел совершенно подавленным. Лицо его вытянулось, и он напоминал усталую, плохо кормленную лошадь. По всей видимости, моими деньгами распорядились только в пользу одного Максима Максимыча.
Во мне неожиданно шевельнулась жалость к неуклюжему парню. Однако, вспомнив о тетушке и о затребованных от меня пятнадцати тысячах, я ожесточилась. Что?! Я же еще их и жалею? Снова наступаю на одни и те же грабли? Ну уж дудки!
Микиша и Максим Максимыч подошли к барной стойке, уселись и принялись оттуда осматривать зал. По мне они прокатились быстрым взглядом, по всей видимости, и не заподозрив в раскосой девице Женю Охотникову. Или сделали вид, что не заподозрили? Мало ли что они еще захотят выкинуть…
– А в Париже я слушал Александру Марк, когда она пела Турандот… – вещал Филипп, кажется, не обращая внимания на то, что я совершенно его не слушаю. Есть у него такая манера: упиваться собственными речами. С другой стороны, сейчас это было очень хорошо, потому что он не отвлекал меня от моих мыслей и не ждал ответных ремарок по той или иной высокоумной и еще более высокозанудной теме.
Тем временем Костюмчик и Микиша, кажется, приходили в волнение. Они крутили головами, а Костюмчик крупными глотками пил заказанный им коктейль. Микише, как бедному родственнику, по традиции ничего не досталось.
Я не спешила. Я выжидала. Наблюдала. В конце концов, пять минут ничего не изменят, а мне нужно было прощупать своих противников на расстоянии: чем они дышат, на что рассчитывают, в каком психологическом состоянии находятся. Следовало учитывать и то, что они вполне могли работать на публику, предугадывая тот вариант, что за ними наблюдают. Профессионалы как-никак…
Звякнул колокольчик, свидетельствуя о том, что в кафе вошли новые посетители. Я встала и, не обращая внимания на Филиппа и его широко раскрытые от изумления глаза, – я покинула столик как раз посреди длинного пассажа о красотах колоратурного сопрано какой-то оперной певицы из Будапештской оперы, – направилась к стойке. До меня долетели слова Микиши: «А что, если она не придет?» и быстрый кораблевский ответ: «Да куда ж она денется, когда разденется!» Хм, странно – в голосе любезного братца-перевертыша звучала нерешительность. Быть может, тонким своим чутьем волка Максим Максимыч почуял, что все может сложиться не так, как он себе расписал?