Уго Чавес
Шрифт:
Приобщение к политике началось на юридическом факультете университета Ла-Платы. В первый студенческий год Кристина стала членом «Фронта объединений имени Евы Перон», который позднее трансформировался в организацию «Перонистская университетская молодёжь». Это был легальный филиал нелегальной группировки городских партизан «монтонерос».
В 1975 году Кристина вышла замуж за Нестора Киршнера. Репрессии военной диктатуры (1976–1983), исчезновения и убийства многих друзей заставили молодую семью Киршнер перебраться на родину Нестора — в провинцию Санта-Крус в далёкой Патагонии. Они занялись адвокатской практикой, связанной с торговлей недвижимостью. Работали не покладая рук, дела шли успешно, материальное благополучие семьи улучшалось. Появились дети: сын Максимо и позднее — дочь Флоренсия.
После краха военной диктатуры Киршнеры вновь занялись активной политикой. Нестор был избран сначала мэром Рио-Гальегоса, столицы Санта-Круса, а
Кристина, безусловно, сыграла важную роль в карьере мужа. Но у неё были свои амбиции. Она выстраивала собственную политическую карьеру: первая ступенька — член Законодательного собрания в провинции Санта-Крус, затем — депутат и сенатор Национального конгресса Аргентины. Порой по популярности она затмевала Нестора. В декабре 2007 года Кристина Фернандес получила из рук мужа символы власти — президентский жезл и бело-голубую нагрудную ленту.
Доктрина «хустисиализма» предполагает построение справедливого общества «третьего пути» — между капитализмом и социализмом. По традиции «хустисиалисты» стараются делать акцент на социальных проектах. Кристина обозначила содержание своей социально-экономической программы как продолжение «хустисиалистского» курса правительства Нестора Киршнера. Иначе и быть не могло. За четыре года правления он сумел вдохнуть в народ оптимизм, нейтрализовать последствия кризиса, в который ввергли страну экономические эксперименты, проводившиеся неолиберальными правительствами в 1980—1990-е годы. Аргентинцы до сих пор с ужасом вспоминают тот период безудержного разграбления государственного сектора национальной экономики. Приватизаторы давали щедрые обещания, гарантировали эффективный рынок и небывалое процветание. Всё оказалось обманом: в традиционно благополучной Аргентине, снабжающей мясом и пшеницей полмира, дети начали умирать от голода. Безработица, дороговизна, отсутствие крыши над головой, циничное высокомерие власти — всё это привело к небывалому росту социальной напряжённости.
Нестор Киршнер круто изменил экономический курс страны. ВВП пошёл в рост, заметно снизилось число безработных, были повышены минимальная заработная плата, пенсии и социальные пособия. Поэтому когда Кристина и её «Фронт за победу», объединяющий перонистов, радикалов и бывших социалистов, начали предвыборную кампанию, их поддержали в первую очередь бедняки, жизнь которых за время президентства Нестора Киршнера начала улучшаться.
Кристина продолжила процесс деприватизации, начатый Нестором Киршнером. Под контроль государства стали возвращаться стратегически важные предприятия. Так, был аннулирован контракт со смешанной европейской компанией, которая в 1993 году приватизировала «Агуас Архентинас» («Воды Аргентины»). Иностранцы провели «оптимизацию» компании, результатом которой стали резко возросшие тарифы на воду и сокращение рабочих мест — более половины служащих были выброшены на улицу. При Кристине водоснабжение и питьевая вода перестали быть частной собственностью. Государство вернуло себе компанию «Аргентинские Аэролинии». Она была приватизирована с множеством коррупционных нарушений испанской компанией «Марсанс». Погоня за прибылью, избавление от «лишнего персонала», безудержная эксплуатация тех, кто остался в штате, доведение аэропарка до критического состояния — вот и вся «модернизация», которую осуществили испанские хозяева. Под контроль государства вернулся завод, строящий военные самолёты, который был приватизирован американской компанией «Локхид Мартин». Парламент почти единодушно одобрил национализацию частных пенсионных фондов. Эти фонды, созданные по чилийской модели, показали свою неэффективность и уязвимость для коррупционных махинаций.
В обществе проводимую национализацию встретили в целом позитивно. Самый восторженный отклик аргентинцев получило объявление о «деприватизации» трансляции футбольных матчей. Право показа в Аргентине футбольных матчей приватизировал медиа-холдинг «Группа Кларин». В течение почти двадцати лет большинство матчей транслировалось только по коммерческим кабельным каналам, а за наиболее интересные игры со зрителей взималась дополнительная плата. После «национализации футбольных трансляций» аргентинцы смотрят матчи бесплатно на государственном телевидении, а доходы от рекламы, показываемой в это время, идут на развитие спорта.
Быстрому восстановлению экономики Аргентины из «неолиберальных руин» способствовал курс на активизацию всесторонних отношений с Венесуэлой, начатый Нестором Киршнером и продолженный Кристиной. Она всегда выступала в защиту стратегического альянса с Венесуэлой: «В энергетическом снабжении Латинской Америке не обойтись без Боливии и Венесуэлы. Латинская Америка нуждается в Чавесе точно так же, как Европа — в Путине. До Чавеса все венесуэльские энергоресурсы на грабительских условиях направлялись в США».
Вашингтон пытался вбить клинья раздора между Каракасом и Буэнос-Айресом. И Нестор, и Кристина щедро осыпались «звездно-полосатыми» комплиментами как «демократы без страха и упрёка», и всякий раз после этого следовал риторический вопрос: что общего может быть у них с Чавесом, этим популистом и потенциальным диктатором? Но как не вспомнить, что в сложнейший для экономики Аргентины момент на помощь пришла именно Венесуэла. Многомиллионная финансовая поддержка, масштабные закупки сельскохозяйственной продукции, поставки энергоресурсов по льготным тарифам, распределение венесуэльских государственных заказов на аргентинских предприятиях, в том числе на строительство танкеров (один из них получит имя «Ева Перон»), — всё это только часть интенсивного торгово-экономического сотрудничества. Оппозиция в обеих странах подвергала его безапелляционной критике. В Венесуэле преобладал тезис: «Пропадут наши денежки!» В Аргентине враги сближения нажимали на то, что «хитроумный Чавес пытается навязать стране популистский режим».
У Киршнеров есть влиятельные противники в силовых структурах. Нестор аннулировал законы об амнистии, принятые при президенте Карлосе Менеме в отношении преступлений военной диктатуры 1976–1983 годов. В Аргентине в те годы погибло около тридцати тысяч человек. При Киршнерах из архивов извлекли сотни дел, начались судебные процессы по делам военнослужащих, которые совершили преступления. Конечно, это только усилило недовольство оппозиции.
Серьёзным дестабилизационным фактором был конфликт правительства с производителями аграрной продукции. Западные СМИ подавали его как «недовольство фермеров» или даже просто «крестьян» политикой правительства. На самом деле мировой рост цен на зерновые привёл к тому, что аргентинские землевладельцы стали продавать за рубеж бблыпую часть урожая сои, пшеницы и кукурузы. Автоматически выросла стоимость продуктов питания внутри Аргентины. Чтобы остановить рост цен, правительство через повышение экспортных пошлин хотело заставить сельхозпроизводителей оставлять больше продукции для внутреннего рынка. Сельскохозяйственные «бароны» пошли на ответные действия. Тон задавали четыре крупнейших агрокомплекса, в директивных органах которых преобладали представители ультраправых сил Аргентины, включая бывших военных. Именно эти «крестьяне» перекрывали автомагистрали, выливали на дороги молоко, перестали поставлять сельхозпродукты в городские магазины, что привело к их дефициту и удорожанию. Это был откровенный шантаж.
Кристина Фернандес не скрывала своего возмущения и назвала протесты «клоунадой». Тем не менее некоторые слои городского населения, в особенности «средний класс», присоединились к протестам. Они, стуча кастрюлями, устроили на улицах городов, в том числе столицы, марши поддержки. «Единственное препятствие на пути к экономическому процветанию и счастью народа — это правительство Фернандес» — такое заявление звучало на митингах оппозиции.
Сторонники Кристины тоже проводили многолюдные манифестации в поддержку своего лидера. На одном из митингов она выступила с балкона президентского дворца, с которого Ева Перон не раз обращалась к «безрубашечникам». Возможно, это была одна из лучших речей Фернандес за всю её политическую карьеру. Она говорила так, словно от этого выступления зависела судьба Аргентины. Решение о повышении таможенных пошлин, объясняла она, принималось «для того, чтобы все аргентинцы смогли жить намного лучше», чтобы «доходы распределялись справедливо», что в действиях правительства «не было намерения навредить кому-либо». Она призвала оппонентов расчистить дороги и дать возможность аргентинцам жить и работать нормально. «Нам необходимо научиться разрешать наши разногласия демократическим путём», — взывала она. «Средний класс из-за своих предрассудков часто кончает тем, что действует против своих же интересов. Интересы среднего класса такие же, что у всех тружеников, нужно учиться видеть дальше того, что нам показывают по телевидению».
После того как сенат не поддержал правительство и проголосовал против повышения налогов, Кристина Фернандес отменила постановление, положив, таким образом, конец затяжному конфликту. Но от своих долгосрочных планов она не отказалась и продолжала утверждать, что «пережитки» неолиберализма наносят колоссальный вред политике и экономике.
Политическое противостояние в Аргентине нарастает с каждым днём. Всё громче залпы информационной войны. Возможно, некоторым утешением для Кристины послужит тот факт, что Ева Перон тоже была объектом такой войны. В конце 1940-х годов, когда Соединённые Штаты делали всё, чтобы свергнуть тогдашнего «популиста» — президента Хуана Перона, американская пропаганда распространила фальшивку о том, что Ева Перон была агентом Абвера. Для подкрепления версии резидентура ЦРУ в Монтевидео издала книгу с «подлинными документами» германской разведки о шпионской деятельности Евы Перон.