Угол атаки
Шрифт:
Конечно, я имею в виду лишь некоторую, незначительную часть молодежи, тех, у кого от легкой, без забот и обязанностей, жизни, лишенной вдобавок сколько-нибудь систематического, серьезного воспитания, укореняются исподволь потребительские взгляды, бездумность и легкомыслие, духовная апатия, перерастающие подчас в откровенный, циничный эгоцентризм. Кто с детства привык к тому, что любое желание, а то и просто прихоть удовлетворяются чуть ли не беспрекословно, кто не знает, что такое борьба с трудностями, одоление препятствий на пути к цели, да в придачу еще не обладает ни самостоятельностью ума, ни характером, таким без посторонней помощи трудно устоять на ногах. Они нередко утрачивают чувство реальности, способность критично относиться к себе, начиная видеть в окружающих, в самом обществе, наконец, только средства для удовлетворения собственных нужд и запросов.
Однажды начавшись, процесс этот обычно не останавливается, а продолжает развиваться, доходя до своего логического завершения: вначале сужается круг общественно значимых, перспективных интересов, затем одна за другой постепенно рвутся связи с людьми, и, в конце концов, наступает неизбежная самоизоляция. Индивидуальность, в смысле самобытности личности, уступает место индивидуализму. Причем в самом дурном, в самом вульгарном значении этого слова. Сколачиваются всякого рода микроколлективы и группки, пытающиеся прикрыть собственную внутреннюю пустоту и никчемность претензиями на «непонятость», на «несопоставимость»: мы-то, дескать, понимаем, что к чему, и не желаем раствориться, растерять себя в той рутине, которой живет посредственное большинство; мы, мол, хотим жить ярко, броско, красиво.
Но чтобы жить, говоря этим же языком, красиво, надо знать, где искать красоту. Повязать шею вместо галстука пестрым лоскутом или отпустить волосы до лопаток, претенциозно молоть чушь о конформизме или некоммуникабельности, якобы разъедающих наше общество, просиживать штаны в ресторанах — значит разменять жизнь на вздор и пустяки, подменить ими причастность к подлинно большим свершениям и событиям своей эпохи, которые, в свою очередь, как раз и делают большую жизнь. Жизнь броская становится бросовой, а неумное, но неуемное, желание позировать перед окружающими и перед собой, набить во что бы то ни стало себе цену неизбежно ведет к подмене реальных ценностей дутыми, к духовному опустошению, и в итоге — к искалеченной, сломанной судьбе.
Разумеется, я понимаю, что назвал далеко не все причины, порождающие подобные явления. Бесспорно, что в их основе лежат не только просчеты домашнего воспитания, отсутствие житейской закалки или та сравнительная легкость, с которой нынешней молодежи достается то, о чем нам в свое время чаще всего приходилось лишь мечтать. Упоминая обо всем этом, я просто хочу подчеркнуть, что в сложном, тонком и многостороннем деле, каким является воспитательная работа с молодежью, ничто нельзя упускать из виду. Мелочей, от которых можно хотя бы временно отмахнуться, отложить их на завтра, здесь нет и не может быть. Соблазн, который легко сумеет преодолеть один, для другого может оказаться трясиной, которая затягивает с головой. Любой человек обладает изначально своим собственным, вполне определенным «запасом прочности», силой сопротивляемости на те или иные вредные влияния. Одному, чтобы свихнуться, достаточно какого-то одного фактора, для другого необходимо особо несчастливое стечение целого ряда обстоятельств, но и те и другие, если им оказать своевременную поддержку, способны вновь стать на верный путь — моральная стойкость, к счастью, не остается неизменной на протяжении жизни, запасы душевной прочности человека растут вместе с его собственным духовным ростом. Важно лишь вовремя обратить внимание на то, что может затормозить или отклонить от нормы этот процесс…
Не стоит, конечно, думать, будто размышления мои вызваны каким-то особым беспокойством или тревогой по поводу нашей молодежи. Никаких оснований для этого, на мой взгляд, нет. Но, говоря об общем, нельзя упускать и частности. Я имею в виду не угрозу, сформулированную в старину поговоркой «Паршивая овца стадо портит», просто я хочу подчеркнуть, что любой свихнувшийся парень или сбившаяся с дороги девушка — живой человек. И его судьба — не только его личное дело; ответственность за нее лежит на нас всех. По крайней мере, должна лежать. Ведь никто не оставит без помощи больного. А изломанная, искалеченная мораль, неверно понятые принципы, дурные, извращенные склонности и вкусы — та же болезнь…
Что же касается современной молодежи в целом, смело можно сказать: она не просто переняла все то лучшее, чем по праву гордится старшее поколение, но и творчески обогатила доставшиеся ей в наследство черты характера, обычаи, нравы и традиции. Конечно, не все, что было типично для тридцатых годов, сохранилось до наших дней. Многое со временем отпало, отмерло за ненадобностью. Что-то, наоборот, возникло
Я хорошо помню идеалы своей юности, людей, дела и судьбы которых воплощали тогда для нас героику, пафос и торжество строительства первого в мире социалистического государства. Папанинцы, челюскинцы, первые Герои Советского Союза Ляпидевский и Каманин, перелет Чкалова через Северный полюс, пионеры — покорители просторов пятого океана — Громов, Коккинаки… А рядом с ними имена героев труда — Стаханова и Бусыгина, сестер Виноградовых, Демченко и Ангелиной, строителей Турксиба, Магнитогорска, Комсомольска-на-Амуре… Их было много тогда в авангарде знаменательных событий и свершений тех лет, но всех их объединяло одно общее — неотделимость личных замыслов и целей от замыслов и целей всего народа. Никто из них не искал славы и почестей лишь для себя; их мужество, их воля к победе ни в коей мере не напоминали дерзость и отвагу действующих за свой страх и риск одиночек — они шли со всеми, хотя и впереди всех. Они боролись не во имя личной судьбы, не ради карьеры, а за общее, важное и дорогое всем дело.
И мое поколение, примеряя на себя их жизнь, их подвиги, хорошо сознавало, что лежит в их основе не индивидуальное честолюбие, а духовное сродство с народом, неразрывное, органичное единство личного с общественным.
Честолюбие не тщеславие, честолюбие — полезная вещь. Оно мобилизует человека, делает его целеустремленнее и собраннее, группирует энергию и волю, не давая распыляться по мелочам. Но само по себе честолюбие слепо, оно нуждается в руководящей им цели, и если она эгоистична, если преследует лишь собственные, сугубо корыстные, безразличные для общества интересы — жизнь легко может оказаться пустоцветом. Бесстрашных, упорных, честолюбивых людей всегда и во все времена хватало, но если они действовали и боролись лишь ради себя, имена их чаще всего попадали не на почетные страницы истории, а в летопись судебной или скандальной хроники.
Те же, кому в свое время подражали и с кого брали пример мы, всегда олицетворяли стремления и чаяния всей страны. Партия и правительство ставили очередную цель, государство обеспечивало ее достижение технически и материально, а лучшие, наиболее одаренные люди прокладывали к ней первые, самые трудные подходы. Единство личного и общественного, всенародность воплощаемых замыслов, коллективная значимость и вес преследуемых интересов — все это позволяло нам ясно видеть суть происходящих на наших глазах событий, разделять общую заинтересованность в их исходе, помогало становлению личности, ее росту с верно и безошибочно выбранным вектором. Романтика подвига и повседневная жизнь шли как бы рука об руку, дополняя и взаимообогащая друг друга. Героика черпала силы в своей тесной, неразрывной связи с народом, в единстве общих замыслов и целей, а мы, мысленно сопереживая и участвуя в знаменательных свершениях тех лет, перенимали лучшие черты и качества самих героев.
Эта сопричастность, острая личная заинтересованность в судьбе всего, что происходит в любом уголке твоей страны, и определяет, по-моему, главное русло преемственности поколений. А вместе с тем ее необходимость и историческую закономерность. Общество, если оно не распадается, не дряхлеет, а неуклонно движется вперед, такое общество наращивает свою жизнеспособность не только за счет притока новых, свежих сил, но и, конечно же, за счет накопленных завоеваний прошлого.
Изменилось ли в этом смысле что-нибудь с тех пор? И могло ли измениться? Вопросы, на мой взгляд, из тех, которые вряд ли требуют сколько-нибудь серьезного ответа. Судьбы каждого из нас по-прежнему неотделимы от судьбы всей страны, а наши личные стремления и цели точно так же, как и прежде, тесно связаны и взаимозависимы от целей и стремлений всего народа. И те, кому сегодня двадцать, понимают это не хуже тех, кому было двадцать четверть века назад. И если мое поколение убедительно доказало свою духовную зрелость, сражаясь плечо к плечу вместе с отцами и старшими братьями на фронтах Отечественной войны, то теперешняя молодежь столь же наглядно утверждает ее на передовых грандиозного мирного строительства, охватившего всю страну от края до края. Семена, посеянные в семнадцатом, дают от поколения к поколению все более обильные всходы, все более зрелые плоды. Так оно, думалось мне, и положено.