Угол белой стены

Адамов Аркадий Григорьевич

— Вот именно! — сразу угадал ход его мыслей Лобанов. — Она получила его от Звонкова. А тот, скорей всего, от Прохорова.

Итак, пистолет был подложен. Кто-то решил разделаться с Семеновым и свалить на него все подозрения, все улики. И этим «кто-то» был, видимо, Прохоров. Причем орудием в его руках — только орудием — была Тамара Банкина. «Ну, погоди же, — подумал о ней Сергей. — Теперь я, с тобой поговорю иначе».

— Спасибо, Викентий Иванович, — сказал Лобанов и добавил, обращаясь к Сергею: — Надо идти к почерковедам. Оттуда уже звонили.

Они

вышли в коридор. Но дверь напротив оказалась закрытой.

— Эх, — вздохнул Лобанов. — Ушли обедать. Придется пойти и нам. Кстати расскажешь, чего там Ибрагимов сообщил. Ты ему привет передать не догадался?

Спускаясь по лестнице, Сергей опять попытался вспомнить, что же такое мелькнуло у него в голове перед тем, как позвонил Ибрагимов. О чем он думал в тот момент? Кажется, о Нине, о ее судьбе, о том, что ее кто-то обманул, запугал… Нет, нет. Это он уже уходит в сторону. Да, он думал о Нине. Девятнадцатилетняя девочка. Как можно брать таких кассирш? Впрочем, честность не возрастное понятие. Да, но она наивна, доверчива, неопытна. Это все-таки проходит с возрастом… А, черт! Он опять ушел в сторону… Итак, он думал о Нине… и еще о тех, кто за ней ухаживал… и тогда… Ну конечно!.. Он подумал об Урманском! Как он волновался, передавая свой разговор с Ниной. И все время откашливался. Так, так. А тут еще письмо Алека. И этот адрес! Да! Надо еще раз поговорить с Георгием!..

Он вздохнул с таким облегчением, что шедший рядом Лобанов невольно покосился на него и спросил:

— Ты чего?

— Да так, — улыбнулся Сергей. — Вспомнил кое-что. Мучился, мучился и вспомнил. У тебя есть телефон Урманского?

— Есть.

Но после обеда они вместе с Жаткиным прежде всего направились в НТО. Володя просто сгорал от нетерпения.

— А я ручаюсь, что Семенов не мог написать сам себе письмо! — запальчиво говорил он, все время вырываясь вперед, пока они шли по коридору. — Ручаюсь! Она врет!..

— Ну, значит, Алек написал, — посмеиваясь, сказал Лобанов. — Кто же еще, по-твоему?

— У меня, Александр Матвеевич, есть на этот счет…

Но тут они подошли к лаборатории, и Володя рывком открыл дверь.

Старший эксперт-почерковед вынул из папки лист с заключением экспертизы и протянул его Лобанову.

— Прошу вас. Тут все написано, — сдержанно сказал он.

Экспертиза подтверждала, что почерк, которым было написано письмо к Семенову, ни по одному признаку не совпадает ни с почерком самого Семенова, ни с почерком, каким написано объяснение Алека Гамидова.

— Что и требовалось пока доказать, — сказал Лобанов, прочитав заключение, и посмотрел на Жаткина.

— Кстати, — заметил эксперт, — возьмите уж и второе наше заключение по этому делy.

— Это какое? — удивился Лобанов.

— На прошлой неделе нам передали. Сравнение почерков телеграммы, письма в Волгоград и бланка в гостинице. Помните?

— А-а. Помню, помню. Ну давайте.

— Там, если не ошибаюсь, оказался один почерк? — спросил Сергей.

— Да. И видимо, Прохорова, — подтвердил Лобанов, укладывая

лист с экспертизой в папку, где уже лежало первое заключение.

— Одну минуту, — Сергей остановил его руку. — Я вас попрошу, — обратился он к эксперту, — сравните этот почерк с письмом к Семенову. Прямо сейчас. Это не трудно?

— Попробую, — уклончиво ответил эксперт.

Это действительно оказалось нетрудно. Одного взгляда было достаточно, чтобы эксперт сказал:

— Разные. Совсем разные. Вам это надо оформить в виде официального заключения?

— Нет, нет. Не надо, — махнул рукой Сергей и весело посмотрел на Жаткина. — Понятно, Володя?

Тот недоуменно пожал плечами.

— Признаться, не очень.

— Ну так вот. К вечеру мне нужен образец почерка Звонкова. Теперь ясно?

— Вы полагаете…

— Не полагаю, а предполагаю. — И, обращаясь к Лобанову, нетерпеливо сказал: — А ты мне телефончик нашего друга дай.

…Урманский примчался немедленно, как только Сергей отыскал его по бесчисленным редакционным телефонам.

Еще на пороге он нетерпеливо спросил:

— Нашли?…

— Найдем, — ответил Сергей и сам удивился твердости, которая вдруг прозвучала в его голосе.

Урманский тяжело опустился на стул, стащил с головы шапку и небрежно вытер вспотевший лоб. Потом настороженно посмотрел на Сергея:

— Зачем же вы меня вызвали?

— А вот зачем… Надо кое-что еще раз вспомнить, — с нарочитой неторопливостью произнес Сергей. — Только на этот раз спокойно вспомнить, не торопясь и не откашливаясь, — улыбнулся он.

— Ну что ж, — вздохнул Урманский. — Давайте, если надо.

Он был так подавлен, что даже не откликнулся на шутку:

— Тогда закуривайте, сосредоточьтесь и перескажите мне снова, на этот раз слово в слово, весь разговор с… Мариной.

Сергей чуть было не назвал девушку ее настоящим именем, а сейчас этого делать было нельзя, сейчас ничем нельзя было отвлечь Урманского, даже мелочью какой-нибудь. А уж если он узнает, что Нина назвалась чужим именем…

Георгий между тем расстегнул пальто, удобнее уселся в кресле и, закурив, некоторое время молча и сосредоточенно следил, как тает в воздухе трепетное облачко дыма.

— Значит, так… — наконец произнес он. — Я сказал: «Слушаю». Она спросила: «Это Георгий?» Я закричал! «Да, да. Это я!» Вы понимаете, я сразу узнал ее голос. Да я бы ее голос…

— Понимаю. Дальше.

— Дальше… Я ее спросил: «Где вы?» Она мне ответила… Нет, она мне сказала: «Я получила вашу записку». А я ее снова спросил: «Где вы? Откуда звоните?» Вот тогда она мне и ответила: «Не знаю». Тихо так, еле слышно…

Урманский нервно затянулся сигаретой и на минуту умолк, забарабанив пальцами по краю стола. Сергей ждал.

— Ну вот, — снова заговорил Урманский. — Тогда я спросил: «То есть как не знаете?» Я просто опешил от ее слов. Я… я не знал, что подумать! — Голос его вдруг сорвался, и он нервно откашлялся. — Не могу я это вспоминать спокойно! Не могу! Что-то случилось с ней! Вы понимаете?…