Угощаю рябиной (сборник)
Шрифт:
– Да что ж, простое дело. Если кто прохлопает ушами, не починит вовремя свой огород, потраву допустит - вызовут его на общий сход и поучат.
– Как поучат?
– Что, паре, свой язык понимать перестала? Ну, по шее поучат, по спине и по разным другим местам. Да так поучат, что больше вовек не забудет, и совесть не потеряет, и осека будут всегда целы.
Никакой необходимости в пастухах раньше не было. Но с годами старые осека подгнили, начали разваливаться, чинить их не стало сил, и колхозное стадо уходило от деревни порой слишком далеко.
Поначалу отказывали ворота в изгородях, поломались запоры.
Сейчас дивно вспомнить, сколько раньше было самых необыкновенных, простых и хитроумных деревянных запоров у полевых ворот. К установке их крестьяне относились как к искусству. Не признавали никаких железных крючков, никаких ершей и гвоздей - это было бы слишком богато и чересчур непритязательно. Зато изготовление накидных колец, петель и обручей из распаренных виц, всяких березовых задвижек, упоров, заворней, заверток, щеколд требовало выдумки и мастерского владения топором.
Сооружались даже своеобычные автоматические защелки: чуть отогнешь в сторону пружинистую жердочку - и ворота, скрипя деревянной пятой, распахиваются сами, хлопнешь ими - и жердочка становится на свое место, упираясь концом в гнездо обвязки. Не то что корова или лошадь, никакая коза таких ворот не откроет.
Хорошими запорами деревня гордилась, как резными балконами, просмоленными крышами и убранством своей часовни. Это, как и многое другое в те времена, было творчеством.
Но вот перестали запираться ворота, начали обваливаться изгороди то в одном месте, то в другом - и скот пошел гулять по посевам, по сенокосам, по болотам и лесам. Вечером жди не жди - не придет в колхозный двор ни одна корова.
Долгое время на выгон в сумерках бегали сами доярки. Выйдут из деревни, осмотрятся: "Ну, кто куда? Давайте лучше порознь - скорей наткнемся". Нюрка Молчунья несется через все Летовище в Угол, Авдотья Мишиха к Югскому кордону, Ваниха Пронькина на Казино болото - все в разные стороны. Найдут коров, пригонят домой, но сами так вымотаются, что и подойник в руки брать неохота.
Пастух нужен - это уже понимали многие, но слишком необычным, даже нелепым казалось для здешних мест: пастух за коровами! Ну, пастушок, мальчонка какой-нибудь, школьник - еще куда ни шло. Но мальчонка с коровами не управится. А взрослого ставить - это значит оторвать от дела рабочего человека, да еще и платить ему придется.
Нюрка долго молчала, думала, как быть, и, наконец, решилась пойти в контору, к самому председателю. О своей усталости она не заикнулась бы, но за других постоять ей не казалось зазорным.
– Чего тебе?
– спросил ее Прокофий Кузьмич, когда Нюрка переступила порог кабинета и молча замерла у дверей. Письменный стол председателя был завален какими-то ведомостями и окурками. Хозяин неохотно поднял глаза на девушку.
– Ну, чего молчишь?
– Я не молчу.
– Чего тебе?
– О пастухах нынче много пишут, Прокофий Кузьмич, - сказала Нюрка.
– Тебе что за дело?
– А у нас пастуха нет.
– В пастухи, что ли, хочешь?
– Нет, я коров дою.
– Ну и дой, выполняй план.
– Я выполняю.
– Тогда иди, все!
Прокофий Кузьмич снова уткнулся в ведомости. Но Молчунья продолжала стоять у порога. Прокофий Кузьмич подождал и спросил ее снова:
– Еще чего тебе?
– Пастуха бы, Прокофий Кузьмич.
– Так, опять пастуха?
– Пастуха.
– Вот что!
– В голосе Прокофия Кузьмина послышалось озорство, он захотел пошутить с робкой девушкой.
– Значит, пастуха захотела?
– Колхозу пастух нужен!
– ответила Нюрка серьезно.
– Вот Пашка выучится, и отдам его тебе в пастухи.
Нюрка пропустила мимо ушей и эту шутку.
– Удои бы сразу прибавились, - сказала она.
– Все у тебя или еще не все?
– У всех пастухи есть, - настаивала Нюрка.
Прокофий Кузьмич начал терять терпение.
– Да ты что, ополоумела? И без того работать некому, а тебе еще пастуха подай!
– Без пастуха коровы бегают далеко, не столько едят, сколько траву топчут, - не унималась Нюрка.
Прокофий Кузьмич мог накричать, указать Нюрке на дверь - выйди, дескать, и не мешай работать, тем более что работы всякой в страду было много и не так уж хорошо все шло, а тут еще уполномоченные один за другим... Но он сдержался и заговорил с Нюркой совершенно спокойно, сквозь зубы:
– Вот что, девонька. Если Пашку ждать не хочешь, мы тебе другого пастушка подберем, раз уж приспичило. Или подождешь? Любовь, говорят, зла... За такой клад, как ты, любой парень ухватится...
– Тогда я зайду в другой раз!
– спокойно и серьезно сказала Нюрка, как будто не слышала, о чем перед этим говорил председатель.
В другой раз она держалась так же робко и так же твердо.
– Людей жалко, Прокофий Кузьмич, - начала она, остановившись опять у порога.
– О чем ты?
– не сразу понял ее председатель.
– О доярках, о напарницах своих.
– А! О пастухе?
– О пастухе, извините уж меня.
Прокофий Кузьмич взял со стола тяжелые, массивные счеты, неторопливо вышел из кабинета в общую конторскую комнату, что-то поговорил там с бухгалтером и скрылся.
Через несколько дней Нюрка пришла к нему в третий раз. Перед этим она повидалась с директором школы Аристархом Николаевичем и разговаривала еще с каким-то уполномоченным.
В третий раз к Прокофию Кузьмичу ее не пустил главный бухгалтер, лысоватый старомодный человек, нанятый колхозом где-то на стороне и отлично умевший исполнять приказания непосредственного своего начальника. Он просто взял Нюрку за рукав, притянул к своему столу и сказал:
– Не надо, Аннушка-девочка, туда больше ходить, ты своего добилась: пастуха мы уже подобрали, приказ подписан, все по закону, и послезавтра за твоими коровами будет полный присмотр и пригляд. Все по закону!
* * *