Угроза вторжения
Шрифт:
Случайности исключены
В келье стало совсем темно. Только светилась синим вечерним светом острая арка окна.
Она провела жарким языком по его губам. — М-м-м. Витюш, а губы у тебя стали твердыми. Скоро вообще превратишься в аскета. Губы в ниточку, взор орлиный, в сердце — лед.
— Как знать… — Он осторожно выгнулся, достал со стола пачку сигарет. — Обряды инициации бывают разными. Кого испытывают огнем, кого льдом, кого землей.
— А тебя чем шарахнул по мозгам Мещеряков? Виктор, женщину не обманешь, ты стал наполовину
— Долго не виделись. — Виктор прикурил сигарету.
— Нет, не это. — Она приподнялась на локте, взяла у него из губ зажженную сигарету.
— Зачем тебе знать?
— Слушай, мы разошлись. Каждый выбрал свою дорогу и пошел по ней. Не смогли идти вместе — значит, не судьба. Но разве это делает нас чужими?
Он промолчал, раскурил новую сигарету.
— Тихо как у вас! Сдуреть можно. Надеюсь, наших стонов психи не слышали.
— Не слышали. Они в другом крыле, а стены — из танка не прошибешь.
— А они не буянят?
— Пока нет. До полнолуния еще неделя, — ответил Виктор, думая о своем.
— Тихо, аж на уши давит! — Она вскинула голову, но он свободной рукой опять опустил ее себе на грудь.
— Раньше психушки называли «домами скорби». Знаешь, почему? — прошептал он.
— Нет.
— Здесь конец всему. Дальше — пустота. Бездна. Эти люди не больны. Они заглянули в бездну, и она навсегда опалила их разум. Они скорбят по концу всего, что мы считаем бесконечно возобновляемым. Дальше жизни нет, и они это знают.
— А что есть?
— Другая жизнь. Но там нет места для нас. Тихо-помешанные живут на пограничной полосе. Буйные, пока есть силы, пытаются прорваться в ту или иную сторону. Раньше это знали, хоти слова «психиатрия» еще не придумали. Считали, что человек, заглянувший в бездну, навсегда потерян для этого мира. Но его скорбящей душе открыто многое, что не дано простым смертным. Поэтому и привечали юродивых, сумасшедших и шаманов.
— И Мещеряков подвел тебя к бездне?
— Нет бездны, есть Пустота. Конец и начало всему. Можно всю жизнь расти от единицы до девяти.
— Не поняла. — Настя подняла голову и заглянула в его бледное отрешенное лицо.
— Нумерология — тайная наука древних. — Он закрыл глаза и улыбнулся своим мыслям. — Школьная арифметика, полная тайн и открытий. Единица — знак самости, пять — приземленный человек, шесть — познавший смерть как часть бытия, девять — венец развития. Проходим все этапы от единицы до девяти и обратно. И так до бесконечности. Сложение — вычитание. И лишь стоит приписать ноль, как единица становиться десяткой. Ноль — это и есть Пустота. Соединение с Пустотой переводит тебя в новый разряд. Вместо бесконечного прибавления и убывания количества — постоянный качественный рост. Чем больше нулей, тем больше преодоленных состояний Пустоты.
— Господи, так же можно свихнуться! — Она схватила его за плечи. — Витька, не говори так. Как живой мертвец!
— Глупая! — усмехнулся он. — Познавший Пустоту способен на то, что смертные считают чудесами. Он может проходить сквозь стены и летать по воздуху. Переход с уровня на уровень — это смерть. Проделавший это
— Да, ребята, вы тут не скучаете! — Настя встала и, зябко поежившись, прошла к окну.
— Зато я многое знаю. — Виктор приподнялся, чтобы лучше видеть чернеющую на фоне арки фигуру.
— Да иди ты, Витька… Знаешь — только не летаешь!
— Серьезно. — Теперь его голос опять стал живым. — Например, я знаю, что ты ночевала у меня дома.
— Экстрасенс, тоже мне! Твоя мамаша позвонила и доложила.
— Не звонила… Ты спала в моей комнате. Ненароком покопалась в книжном шкафу.
— Предположение. — Она скрестила руки на груди.
— Нашла две тетради. Сначала пролистала ту, что в черном переплете. Красную — потом, так? О работах Мещерякова узнала оттуда. И это доказательство твоих сверхспособностей
— Ладно. В тот вечер в ларьке не оказалось «Честерфильда». И ты купила две пачки «Джон Плей», так? На душе было погано, думала, что не уснешь. Хотела купить бутылку джина. Но, во-первых, постеснялась мамы, во-вторых, побоялась нарваться на суррогат. Купила баночку джина. Зеленую такую, да?
— «Гордон».
— А ночью тебе снились церкви, торчащие из воды, и толпы слепых, да? Ты проснулась и долго сидела у окна. Той ночью дул сильный ветер и дико орали разбуженные галки. Было тепло, но тебя трясло от озноба… Не хотелось верить, что все написанное в тетрадках — правда. И решила поехать ко мне, на этот остров.
— Боже, — выдохнула она. — Откуда ты все знаешь?
— Когда познаешь себя, читаешь других, как раскрытую книгу. Мальчик-фотограф, что приехал с тобой… Я ему разрешил снимать в клинике только ради тебя. Кто он?
— Так. Партнер.
— В каком смысле?
— В американском. «Держись, партнер!» «О’кей, партнер». «Прикрой спину, партнер!»
— Настя, не мое дело. Хотя ты с ним регулярно спишь. Он предаст тебя. Уйдет, а потом предаст. Ты и знать не будешь.
— Хорошо! — Она пробежала по холодному полу, села на край жесткого топчана. — Тогда и я скажу. Слепые, церкви, черти лысые… Не будем об этом. Сам-то куда влез? Да, читала тетрадки. Черненькую, потом красную. И кое-что еще. В Ленинку как первокурсница бегала… Все работы по этой теме курировались спецслужбами, это и дураку ясно.
— Вернее, велись на их базе.
— Хрен редьки не слаще. Мне что ЦРУ, что КГБ — без разницы. Одна шайка. Твой Мещеряков под конторой сидел, дураку ясно. Думаете, вы с Мещеряковым самые умные? Папочка мой, хоть боком, но к этому миру причастен. Я у него часто жила, наслышалась… Про безотходное производство. Они своих и своего никогда не отпускали. Не уверена, что вы на этом острове отсидитесь. Испугалась за тебя, идиота, вот и приехала.
— Кто собака, а кто хвост, и кто кем вертит, покажет время. А про безотходное производство позволь добавить… Кроме прочего, все спецслужбы отлично умеют утилизировать отходы. Так что следов не остается. Поэтому, если сдуру решила накропать про Мещерякова и этот остров, забудь. И за меньшее со свету сживали.