Угрюмый грот
Шрифт:
— Так точно! Скорее! — скомандовал капитан. — Тот, кто колеблется, — пропал!
Никто не счёл нужным добавлять «или та» к личной философии капитана, все бросились заглушать звуки. Фиона вскарабкалась наверх по верёвочной лестнице и отключила стрекочущий мотор. Вайолет снова легла на платформу и, оказавшись под телеграфным устройством, выключила его. Фил и Солнышко бросились в кухню и выключили плиту, чтобы пассажиров не выдало бульканье кипящей похлёбки. А Клаус с капитаном собрали все материалы в одно место, чтобы на столе ничто не шуршало и не дребезжало. За какие-то секунды на лодке стало тихо как в могиле, а все волонтёры молча застыли у стола, вглядываясь в тёмную воду за стеклом иллюминатора. По мере того как на экране глаз приближался к букве «К», из воды все выше поднималось нечто диковинное, становясь все отчётливее по мере приближения. Скоро стало окончательно ясно, что это тоже подводная лодка. Но таких лодок Бодлерам никогда не приходилось видеть даже в самых мудрёных книжках. Субмарина была намного больше «Квиквега», и, когда она оказалась совсем близко, дети прикрыли себе рты рукой, чтобы их не выдал вырвавшийся вздох ужаса.
Чужая субмарина имела вид гигантского осьминога с громадным металлическим куполом вместо головы и двумя большущими иллюминаторами вместо глаз. У настоящего осьминога, разумеется, восемь ног, но у этого было гораздо больше. То, что на экране гидролокатора выглядело как ресницы, оказалось узкими металлическими трубками; они торчали из тела осьминога и шарили в воде, отчего к поверхности стремглав мчались тысячи пузырьков, как будто испугавшись подводного чудовища. Осьминог подплыл ещё ближе, и все шестеро пассажиров «Квиквега» застыли как статуи, надеясь, что чужая лодка не обнаружит их. Странное судно подошло так близко, что внутри одного из глаз осьминога Бодлеры увидели неясную фигуру — высокую и тощую, и, хотя больше разглядеть ничего не удалось, они не сомневались, что у фигуры одна бровь вместо двух, грязные ногти вместо чистых и опрятных и вытатуированный на левой щиколотке глаз.
— Граф Олаф, — не удержавшись, шепнула Солнышко, и тут же фигура в иллюминаторе дёрнулась, как будто этот еле слышный шёпот позволил засечь «Квиквег».
Выпустив новый фонтан пузырьков, осьминог подплыл ещё ближе, и казалось, вот-вот одна из ног сейчас заскребёт по наружной стенке «Квиквега». Бодлеры посмотрели вниз, на шлемы, которые оставили на полу, и заколебались — не пора ли их надеть, вдруг лодка развалится. Фиона схватила отчима за руку, но капитан Уиддершинс молча покачал головой и опять показал на экран. Глаз и буква «К» уже чуть не наехали друг на друга. Но не на это показывал капитан.
На экране появился третий объект, светящийся зелёным, — ещё крупнее двух первых: огромная изогнутая труба с маленьким кружком на конце ползла к центру экрана; словно змея. Но на змею она была не похожа. Маленький кружок точно влёк за собой огромную изогнутую трубу в сторону «Квиквега» и перепуганной команды, и, по мере приближения к глазу и букве «К» труба все больше выглядела как вопросительный знак. Бодлеры с ужасом взирали на этот новый объект, приближающийся к ним в зловещей тишине, и им чудилось, что вот-вот их поглотит тот самый вопрос, на который они все время ищут ответа.
Капитан Уиддершинс снова показал на иллюминатор, и дети увидели, как осьминог остановился, словно тоже заметил третью фигуру. Его щупальца заработали с бешеной скоростью, и он ретировался, иначе говоря, «исчез из поля зрения глядевших в иллюминатор, удирая прочь от „Квиквега"». Бодлеры молча смотрели на экран гидролокатора и следили за тем, как вопросительный знак гонится за светящимся зелёным глазом, пока оба объекта не исчезли с поля экрана и «Квиквег» не остался один. Шестеро пассажиров подождали ещё минутку, а потом с облегчением перевели дух.
— Уплыл, — выдохнула Вайолет, — Граф Олаф нас не обнаружил.
— Я знал, что все обойдётся. — Как всегда, Филу не изменил его оптимизм. — И вообще Олаф, возможно, был в хорошем настроении.
Бодлеры не стали объяснять ему, что у их врага хорошее настроение бывает только в тех случаях, когда ему удалось привести в исполнение один из своих коварных планов или когда громадное состояние, доставшееся Бодлерам, должно вот-вот оказаться в его неопрятных руках.
— Что произошло, отчим? — спросила Фиона. — Почему он удрал?
— Что это была за третья фигура на экране? — поинтересовалась Вайолет.
Капитан покачал головой:
— Нечто очень скверное. Может быть, похуже Олафа. Я же говорил вам, Бодлеры, существует зло, какого вам даже не вообразить.
— Нам и воображать не надо, — возразил Клаус. — Мы его только что видели на экране.
— Подумаешь, экран, — отозвался капитан. — Экран ведь просто оборудование, правда? Был такой философ, он говорил, что вся жизнь лишь игра теней. Люди просто сидят себе в пещере и наблюдают, как движутся тени на стене. Так точно! Тени чего-то более значительного, грандиозного, чем они сами. Так вот, этот экран служит для нас чем-то вроде стены в пещере, и он показывает нам отражения чего-то гораздо более могущественного и устрашающего.
— Не понимаю, — проговорила Фиона.
— Я и не хочу, чтобы ты понимала. — Капитан обнял её за плечи. — Потому и не говорю тебе, чем так важна сахарница. В этом мире водятся тайны такие ужасные, что юным существам лучше их не знать, даже когда тайны подступают все ближе! Так точно! Как бы то ни было, я хочу есть! Так точно! Будем мы наконец обедать?!
Капитан снова затряс колокольчиком, и Бодлеры словно очнулись от глубокого сна.
— Сейчас подам рыбное рагу, — объявил Фил. — Солнышко, помогай!
— Я включу двигатели. — И Фиона начала карабкаться по верёвочной лестнице наверх. — Вайолет, в ящике стола полно ложек и вилок. Может, вы с братом накроете на стол?
— Да, конечно, — отозвалась Вайолет, но, повернувшись к брату, нахмурилась: средний Бодлер стоял как вкопанный и с сосредоточенным видом вглядывался в карту приливов. Глаза его за стёклами очков блестели так ярко, что напоминали светящиеся знаки на экране локатора. — Клаус! — окликнула Вайолет.
Клаус, не отвечая, отвёл взгляд от карты и обратился к капитану Уиддершинсу:
— Может, я и не знаю, чем важна сахарница, но я только что вычислил, где она находится.
Глава пятая
Когда приходится обедать в гостях, особенно с малознакомыми людьми, всегда удобно иметь наготове фразу-открывалку, то есть «вступительную фразу, призванную разговорить присутствующих и положить начало интересной беседе». Хотя в последнее время званые обеды, на которых я бываю, все реже обходятся без перестрелки или без тапиоки [10] , в записной книжке у меня тем не менее имеется список удачных и неудачных вступительных фраз, которые помогают избежать неловких пауз за обеденным столом. К примеру, фраза «Кто хочет посмотреть пачку фотографий, которые я привёз из отпуска?» никуда не годится в качестве затравки для разговора. Услышав это, ваши сотрапезники [11] , чего доброго, содрогнутся, вместо того чтобы вступить в беседу. А вот удачными фразами для начала, с моей точки зрения, можно считать вопросы: «Что способно побудить человека совершить поджог?», или «Почему так часто истории истинной любви заканчиваются трагедией и отчаянием?», или «Мадам ди Люстро, кажется, я выяснил, кто вы такая на самом деле!» Эти фразы, вероятно, вызовут обсуждение, спор, обвинения, и, таким образом, обед пройдёт оживлённо. Когда Клаус Бодлер объявил, что установил местонахождение сахарницы, слова его явились одной из лучших вступительных фраз в истории застолий, и все пассажиры «Квиквега» заговорили одновременно, а обеда, между прочим, ещё даже и не подали.
10
Тапиока — крупа из крахмала. В России её называют «саго».
11
Сотрапезники — принимающие пищу за одним столом, трапеза — приём пищи (устар.)