Угрюмый грот
Шрифт:
— Во время третьего танца я буду кружиться и кружиться, а вы хлопайте как можно громче. Это будет прославляющий танец в честь балерины-чечёточницы-сказочной принцессы-ветеринара, самой очаровательной в мире!
— Пожалуйста, Кармелита, — раздался детский голос. — Мы гребём уже несколько часов, у нас болят ладони, мы не можем громко хлопать.
Послышался какой-то слабый шлёпающий звук, как будто на пол уронили мокрое белье, и старшие Бодлеры поняли, что Эсме ударила детей громадной лапшой.
— Вы будете участвовать в выступлении Кармелиты, — провозгласила злодейская подруга Олафа, — а то испытаете ожог тальятеллой гранде! Ха-ха хойти-тойти!
— Это не похоже на ожог, — осмелился сказать кто-то из детей-гребцов. — Больше похоже на мягкий мокрый шлепок.
— Заткнись, кексолиз! — приказала Кармелита. Бодлеры услыхали шорох её розовой пачки и поняли, что она начала кружиться. — Хлопайте! — пронзительно крикнула она, и вслед за этим Бодлеры услыхали звуки, каких им никогда ещё не приходилось слышать.
Нет ничего преступного, если у вас ужасный голос и петь вы не умеете. Равно как нет ничего плохого, если у вас ужасная осанка, ужасные племянники или ужасные брюки. Многие благородные и приятные люди обладают тем или иным в избытке, а несколько вполне милых людей обладают и тем, и другим, и третьим. Но если, обладая чем-то ужасным, вы навязываете это окружающим, вот тогда вы поступаете в высшей степени дурно. Если, например, вы навязываете кому-то вашу ужасную осанку, и отклоняетесь вбок, наваливаясь на соседа, и вынуждаете его буквально нести вас по улице, вы самым безобразным образом портите ему прогулку. А если вы подкидываете в дом каким-то знакомым ваших ужасных племянников, чтобы они там поиграли, а вы сами отдохнули от их общества и побыли в тишине, значит, вы испортили знакомым весь день. Ну и только очень дурной человек способен навязать кому-то свои ужасные брюки, заставив того натянуть их на ноги и нижнюю часть тела. Но навязывать кому бы то ни было своё ужасное пение есть одно из худших преступлений в мире, и именно в эту минуту Кармелита Спатс раскрыла рот и нанесла преступный удар команде «Кармелиты». Голос поющей Кармелиты был громким, как сирена, пронзительным, как скрип двери, он забирался то слишком высоко, то опускался слишком низко, и казалось, все ноты музыкального ряда толкали друг дружку, стараясь звучать одновременно. У неё, можно сказать, была каша во рту, как будто ей напихали в рот картофельного пюре перед началом концерта, а кроме того, он изобиловал многочисленными вибрато — итальянский термин, передающий колебание голоса, а у Кармелиты он качался, как будто её очень сильно трясли. Даже самый отвратный голос можно перенести, если песня хорошая, но с огорчением должен сказать, что Кармелита сочинила песню сама — такую же безобразную, как её пение. Вайолет и Клаусу вспомнилась Пруфрокская подготовительная школа, где они впервые встретились с Кармелитой. Завуч школы, занудный человек по имени Ниро, заставлял учеников часами слушать его игру на скрипке, и Бодлеры решили, что заведующий, очевидно, оказал сильнейшее влияние на творческую манеру Кармелиты.
— К — от слова «красивая»
А — от слова «активная»
Р — разумная
М — великолепная
Е — единственная
Л — любимая
И — изумительная
Т — талантливая
А — артистичная балерина-чечёточница-сказочная принцесса-ветеринар!
А теперь споем мою чудесную песню сначала!
Песня была такая раздражающая и так скверно спета, что Вайолет и Клаус испытали настоящие мучения, словно их на самом деле пытали. Тем более что Кармелита продолжала петь снова и снова без остановки.
— Я не могу выносить её голос, — не выдержала Вайолет. — Он напоминает мне карканье ворон в городе Г. П. В.
— А я не могу выносить её стихи, — добавил Клаус. — И кто-то должен ей сказать, что слово «великолепный» не начинается с буквы «М».
— Не выношу эту дрянь, — со злобой проговорил крюкастый. — Она — одна из причин, почему мне хотелось бы сбежать отсюда. Но сейчас, по-моему, как раз подходящий момент, чтобы пробраться через зал. Там полно колонн, за ними можно прятаться, и, если пройти как можно ближе к стенке, где весла проходят в дыры и попадают в щупальца, мы доберёмся до следующей двери. Конечно, это при условии, если все наблюдают танец балерины-чечёточницы-сказочной принцессы-ветеринара.
— Мне кажется, довольно рискованный план, — заметила Вайолет.
— Сейчас не время трусить, — проворчал крюкастый.
— Сестра не трусит, — вступился за сестру Клаус. — Она просто проявляет осторожность.
— И проявлять осторожность некогда! — вскричала Фиона. — Так точно! Та, кто колеблется, — пропала! Так точно! Или тот! Идём!
Не сказав больше ни слова, крюкастый ткнул в кнопку на стене, и дверь в громадный зал отворилась. Как и предсказывал олафовский помощник, глаза всех детей, сидевших на вёслах, были устремлены на Кармелиту, которая скакала и пела на одной половине комнаты. Эсме, держащая в одном из щупальцев громадную лапшу, следила за ней со счастливой улыбкой на лице. Крюкастый и Фиона впереди, трое Бодлеров (Солнышко по-прежнему, разумеется, внутри шлема) позади начали осторожно красться по другой половине зала, пользуясь тем, что Кармелита в это время кружится и поёт свою нелепую песню. Когда она пропела первую букву «К», дети юркнули за колонну. Когда она сообщила слушателям, какие эпитеты начинаются с «А» и «Р», дети проскользнули мимо двигающихся весел, стараясь при этом не споткнуться. Когда она заявила, что слово «великолепная» начинается с «М», олафовский пособник указал крюком на дальнюю дверь, а когда Кармелита достигла «Е» и «Л», дети нырнули ещё за одну колонну, надеясь, что слабый свет фонарей их не выдаст. Когда Кармелита похвасталась, что она «любимая» и «талантливая», Эсме вдруг нахмурилась и, обернувшись, прищурилась под своими фальшивыми осьминожьими глазами. Бодлерам пришлось распластаться на полу, чтобы злодейка их не заметила, а когда балерина-чечёточница-сказочная принцесса-ветеринар сочла нужным напомнить аудитории, что она балерина-чечёточница-сказочная принцесса-ветеринар, двое старших Бодлеров очутились впереди Фионы и крюкастого, так как спрятались за колонной, ближней к их цели. И только они собрались тихонько шагнуть к двери, как Кармелита завела последнюю строчку своей песни, то есть «начала петь особенно громким и особенно противным голосом», а потом, не успев начать свою чудесную песню сначала, вдруг остановилась.
— «К» — от слова «кексолизы»! — выкрикнула она. — Вы что тут делаете?!
Вайолет с Клаусом замерли, но тут же с облегчением увидели, что отвратительная девчонка с презрением показывает пальцем на Фиону и крюкастого, которые неловко топчутся между двумя вёслами.
— Как ты смеешь, Крюк? — Эсме потрогала большую лапшу, как будто хотела его ударить. — Ты прерываешь моднейшее выступление моей невыразимо драгоценной любимицы!
— Прошу прощения, ваше Эсмечество. — Крюкастый вышел вперёд и изысканно поклонился злодейке. — Лучше я лишусь ещё раз обеих рук, чем прерву танец Кармелиты.
— Но ты уже меня прервал, инвалидный кексолиз! — Кармелита надула губы. — Теперь мне придётся начинать все выступление сначала!
— Нет! — закричал кто-то из юных гребцов. — Что угодно, только не это! Это настоящая пытка!
— Кстати, о пытке, — быстро вставил крюкастый. — Я заглянул, чтобы спросить, не одолжите ли мне тальятеллу гранде. Мне это поможет выпытать у Бодлеров, где сахарница.
Эсме нахмурилась и потрогала щупальцем лапшу.
— Вообще-то я не люблю давать взаймы свои вещи, — отозвалась она. — Люди обычно все портят.
— Прошу вас, мэм, — присоединилась Фиона. — Мы вот-вот узнаем, где сахарница! Так точно! Мы возьмём хлыст ненадолго в камеру.
— А почему ты помогаешь Крюку?
Я думала, ты тоже благонравная сиротка.
— Ничего подобного, — вмешался крюкастый. — Фиона — моя сестра, она присоединяется к команде «Кармелиты».
— Фиона немодное имя, — заметила Эсме. — Пожалуй, я буду звать её Треугольные Гляделки. Ты действительно хочешь быть с нами, Треугольные Гляделки?
— Так точно! — ответила Фиона. — От этих Бодлеров одни неприятности.
— Почему вы столько разговариваете? — возмутилась Кармелита. — Сейчас идёт выступление балерины-чечёточницы-сказочной принцессы-ветеринара!
— Прости, сокровище моё, — спохватилась Эсме. — Крюк, Треугольные Гляделки, берите лапшу и убирайтесь!
Крюкастый с сестрой вышли на середину зала и встали прямо перед Эсме и Кармелитой, предоставив старшим Бодлерам отличную возможность убраться — грубое слово, в данном случае означающее «выскользнуть из зала незамеченными и пройти по сумрачному коридору, по которому вёл их недавно Олаф».