Уходящая натура
Шрифт:
Иное дело — Марина. Девочка с детства была слаба на ножки. Долго училась ходить. В подростковом возрасте двигалась уже с трудом, а после смерти матери и вовсе пересела в инвалидную коляску. Убогой себя никогда не считала — старалась жить полноценной жизнью. Беспощадный приговор врачей вынесла даже спокойнее, чем Сергей Тимофеевич, тративший на лечение огромные деньги и дважды вывозивший дочь в лучшие зарубежные клиники. И постаралась забыть о недуге — занялась любимым делом: заочно окончила сначала филологический факультет, потом литинститут. Отец и брат купили ей уютную двухкомнатную квартирку, оборудованную электроникой и бытовой техникой, в малоэтажном таунхаусе, которые только начали тогда строить в пригородах Москвы. И Марина получила то,
Вместе с тем она была прагматичной и мудрой с житейской точки зрения. Умела экономить, знала цены на все товары в ближайших магазинах, скрупулезно рассчитывала наперед все свои траты. Редкое сочетание возвышенной души и логичного разума позволяло ей прекрасно разбираться в людях. Она любила общение, встречи, разговоры. Была рада каждому новому человеку. Но некоторым отказывала от дома раз и навсегда.
Борис ее нежно любил. С самого детства он опекал ее, пока она действительно не стала самостоятельной. Навещал ее не слишком часто: научная деятельность требовала многочисленных и порою длительных командировок. Но если выпадал выходной — непременно ехал поболтать с сестренкой. С ней компьютерный гений, как ни с кем, ощущал себя человеком. Слушал новые стихи, рассказывал о своих делах и проблемах. И всегда знал, что найдет понимание и сочувствие. А то и дельный совет.
— А скажите, Полина Давидовна, — продолжала интересоваться Перова. — Что, по-вашему, привело к исчезновению профессора? У него были враги?
— Нет, по-моему. У него могли быть и недоброжелатели, и завистники — такое случается не только в науке, но в любой сфере профессиональной деятельности. Когда кто-нибудь достигает значительного успеха. Но ненавидеть, чтобы похитить человека… Нет, я таких не знаю.
— Так в чем же причина?
— Вероятно, направление научных работ. Кому-то очень хочется знать, чего мы достигли.
— Спасибо вам за помощь, Полина Давидовна. Вы можете идти.
Едва Задонская скрылась за дверью, в кабинет, который он сам же любезно и предоставил для работы следователя, заглянул Лукша.
— Еще кого-нибудь вызывать сегодня?
— Нет, Юрий Иванович. На сегодня достаточно. — Светлана устало покосилась на часы. — Спасибо вам. До свидания.
— Он жив? Только ответьте честно. Не бойтесь, с коляски я уже никуда не упаду.
Александр Борисович внимательно смотрел на сидящую в кресле миловидную женщину, стараясь не фиксировать взгляда на неподвижных ногах, покрытых теплым пледом. И встречал в ответ спокойный и мудрый взгляд с глубоко спрятанным привычным страданием. Чертова профессия. Почему он должен выступать недобрым вестником, несущим очередную боль людям, которым и так несладко?..
Впрочем, он сам взвалил на себя эту нелегкую ношу. Поремский побывал у отца пропавшего академика, еще когда Турецкий в Германию летал. Старик воспринял новость стойко, рассказал все, что знал, хотя, как оказалось, был не слишком осведомлен о сыновних делах. Просил об одном: чтобы без крайней необходимости не тревожили дочь-инвалида. Беспокоился за нее. Но теперь Турецкий решил, что время приспело. Тем более вечно скрывать от сестры исчезновение брата вряд ли было возможно.
— Я не знаю, Марина Сергеевна. Честно. Но очень хочу выяснить это и надеюсь, что мы не опоздали.
— Спасибо. Я вам верю. Но объясните конкретнее, что произошло? Не каждый день у меня случаются гости из Генеральной прокуратуры. Вряд ли вы зашли испробовать моего чаю.
— Да, Марина Сергеевна. Вести пока недобрые. Борис Сергеевич не вернулся в свой «Маяк» после поездки на выставку в Ганновер.
Сестра академика кивнула, не слишком вникая в смысл сказанного:
— Я знаю. Он собирался там быть.
— Где «там»? — Турецкий сделал стойку.
— Вы не так меня поняли. Я имела в виду выставку.
— Ясно. После выставки его никто не видел.
— Но ведь и мертвым не видели?
— Нет.
— Хоть это внушает некоторую надежду. Тогда спрашивайте. Вы ведь пришли задавать вопросы?.. — Поэтесса действительно держалась стойко и даже постаралась вежливо улыбнуться. — Хотите все же чаю?
Турецкий отрицательно помотал головой:
— Спасибо, но время не ждет. Может быть, как-нибудь потом. А пока давайте действительно приступим к делу. Я обязан запротоколировать нашу беседу. И должен предупредить вас о том, что за отказ от дачи показаний или за дачу ложных показаний вы можете быть привлечены к уголовной ответственности.
— Спасибо. Я знаю.
— Ну что же, хорошо. Ответьте тогда: вы были в курсе, чем занимался ваш брат?
— Конечно. Он придумывал принципиально новую архитектуру компьютера.
— Вы посвящены в тонкости?
— Что вы, — опять улыбнулась Марина. Но улыбка снова вышла горькой. — В тонкости, я вас уверяю, поскольку хорошо знаю Борю, не посвящен никто. Но мы часто обсуждали с ним общие вопросы, подходы к проблеме, философский аспект, если хотите.
— Что именно? Можете в двух словах?
— Конечно. Потому что проблема стара как мир. Дело в том, что фон Нейман в свое время допустил ошибку. А все современные вычислительные средства вынуждены ее повторять. Любой самый лучший компьютер управляется потоком команд. А в жизни так никогда не бывает. Человеческий организм, превосходящий любой компьютер, управляется потоком данных. Понимаете?
— Не очень.
— Тогда давайте, как говорится, от печки. Основные части компьютера фон Неймана — вычислитель и логическое устройство. И любое действие его осуществляется только по команде из определенного перечня. Допустим, когда стемнело, надо включить свет. Анализатор освещенности дает сигнал процессору: темно. Тот выбирает нужную команду: зажечь лампу, которая при выполнении вырабатывает соответствующий импульс. Исполнительное же устройство — транзистор какой-нибудь — пропускает ток в нужную цепь. Примерно так же действует человек, размышляющий над обстановкой вокруг: взглянет за окно — вроде бы стемнело. Посмотрит на часы — так и есть. Семь вечера. Ага, думает, пора бы и свет зажечь. После этого встает и тянется к выключателю…
— Ну правильно, — покивал Турецкий.
— А на самом деле не совсем так, — приподняла краешки губ собеседница. — Вам никогда не приходилось ловить себя на том, что рука сама нашаривает выключатель, когда вы увлечены, к примеру, интересной книгой?
— Пожалуй.
— Ваш организм ухитрился отреагировать на изменившиеся данные о внешней среде без вмешательства головного мозга. Руке оказалась не нужна команда центра. Она работала без вашего участия вроде бы.
— Спинной?
— Не исключено. Я не нейрохирург и даже не технарь. Поэтому не могу судить наверняка, но Боря считает, что спинной мозг человека, в отличие от головного, — это не командный центр, а некая многомерная маска, сразу преобразующая входное воздействие в выходное. Подавляющее большинство реакций человека именно такое. И по этому же принципу Боря думает построить суперкомпьютер. Он при прочих равных условиях всегда будет быстрее того, в котором есть промежуточный этап: анализ и выборка необходимой команды. Не исключается при этом и возможность традиционного программного управления. Но только в тех случаях, когда это необходимо. То есть моделируется не работа головного мозга, а работа организма в целом.