Уходящая натура
Шрифт:
— Какая же ты прелесть, Фроловская! — поднял глаза «важняк». — И я тебя люблю.
Преодолевая сонливость, пробираясь сквозь затор, выбрались все-таки почти уже в Челобитьево на свободную дорогу. А затем ушли с Осташковского налево, свернули на Пирогово. К водохранилищу выехали почти по центру, затем, миновав прибрежное Терпигорье, добрались к неширокому, но глубокому заливчику, вдающемуся в сушу примерно на полкилометра. Тут, на уютном бугре, поросшем с трех сторон березками, было удобное местечко с со старым кострищем. И пусть выбирались они сюда раз в десять лет, но любили его. За красоту и отдаленность от цивилизации. За покой и возможность одиночества втроем.
Машина
Было тепло, солнце пригревало по-весеннему. А добираться до бугра с поклажей все равно пришлось по старому, плотному, ноздреватому, посеревшему снегу, еще не сошедшему под тенью деревьев. Иногда он проваливался, ноги погружались в холодную мокроту. Но на бугорке было сухо, а сквозь прошлогоднюю пожухлую траву продиралась свежая зеленая поросль. И вокруг старого костра лежали сухие толстые бревна, на которых было так удобно сидеть. И огромный пень рядом в очередной раз был готов послужить столом.
Семейство натаскало сухих веточек, чтобы разжечь костер. И Турецкий, соорудив из них шалашик, зажег конструкцию с одной спички, вызвав аплодисменты дам.
— Да ты бойскаут, Турецкий, — смеялась верная спутница.
Потом мужчина собрал рядом с пылающим костром мангал. Подбрасывал в него сухие березовые дрова из вязанки, купленной на автозаправочной станции, и сам себе под нос приговаривал:
— Уголь древесный для долгого жара мы подбросим потом. Но шашлык должен деревом пахнуть. И первые угли — обязательно натуральные…
Потом они все вместе нанизывали кусочки мяса, вымоченные в маринаде с помидорами, на длинные шампуры. И завороженно смотрели на переливы огней на угольках. И разом вскрикивали, когда вспыхивал в жаровне капающий с мяса жир. И дружно вскакивали и втроем хватались за пластиковую бутылку с водой — заливать огонь. И стукались лбами. И смеялись. И обнимались. Просто им было хорошо.
Правда, идиллию нарушил звонок на мобильник, не дающий покоя ни днем, ни ночью, ни в городе, ни на природе. Денис Грязнов сообщил «дядь Саше», что Макс побывал на свидании. И выяснил, что девица, упоминавшая в Интернете Дубовика, действительно оказалась его давней знакомой. И что теперь работает она на братьев Гончар. И зовут ее Изабелла Вовк…
Турецкий тут же поинтересовался, что она рассказала про академика. На что Денис ответил: ничего. Уверяет, мол, что давным-давно его не видела. Только от друзей и слышала — от Дани и от Валерки.
— Врет, — заявил Турецкий. — Врет и не краснеет. Есть точные свидетельства, что она была на выставке. И вообще, дело, кажется, принимает интересный оборот, и надо бы срочно встретиться и снова все обсудить.
Потом следователь бросил взгляд на потухшие разом лица своих девочек и отыграл назад. Сегодня-то уже не получится. Надо бы завтра созвониться и договориться когда и где.
Потом он просто отключил телефон. И до самых сумерек их никто не тревожил. Они с дочкой ели шашлык, запивая томатным соком. А для Ирины Генриховны открыли сухое красное вино. А потом, набив вкуснятиной животы под завязку, неспешно гуляли вдоль водохранилища, на котором и лед-то еще не сошел полностью. Турецкий обратил внимание, что на озерах лед исчезает сначала у берегов и только потом на середине. А в морях наоборот. Где-то уже бушует открытая вода, а у берега — толстенные льды. К чему Александр Борисович вспомнил об этом — он и сам не знал. И порадовался, что может думать еще о чем-то, кроме расследования. И даже вообще ни о чем не думать.
И только вечером, вернувшись домой усталым от отдыха, радостным, что удалось выкроить такой замечательный день, он все равно ощутил смутное беспокойство. Будто бы за этот время он мог сделать что-то полезное и важное. Но не сделал…
5
— Позвольте с вами не согласиться. Понимаю, что горбатого лишь могила исправит, однако я должен попытаться рассеять ваши заблуждения. О какой западной демократии вы говорите? Куда нас призываете? Чему пытаетесь научить? Каким еще правам человека? Русским вечно тычут в нос английский Habeas corpus act, забывая, что в России подобный акт был введен на сто двадцать девять лет раньше английского. По Судебнику 1550 года власти не имели права арестовать человека, не предъявив его представителям местного самоуправления — старосте и целовальнику, иначе последние по требованию родственников могли освободить арестованного и взыскать с представителя администрации соответствующую пеню «за бесчестье».
Борис Сергеевич не совсем понимал ситуацию, в которой оказался. И недоумевал, куда исчезла Изабелла. Почему оставила его на этой роскошной вилле, принадлежащей какому-то зарубежному фонду. Откуда тут взялись Данька с Валерой — вроде бы по Германии собирались путешествовать. Но атмосфера была, похоже, дружеской: стол, выпивка, закуска. Да и собеседник интересный. Ну что же, поживем — увидим.
— Но в России всегда была неограниченная власть, диктатура. И репрессии по отношению к собственному забитому народу. И все эти судебники не имели никакого значения! — Питер Восс не собирался сдаваться без боя.
— И кто это вам сказал? Просвещенная Европа, — академик не мог скрыть сарказма в голосе, да и не особенно пытался, — всегда представляла нас дикими гуннами. И какие же такие диктаторы у нас были?
— Иван Грозный, Петр I, Владимир Ленин, Иосиф Сталин, Владимир Путин.
— Ну тем, кто был под Гитлером, самое время Сталина поминать. А с Грозным давайте разберемся. По подсчетам видного знатока эпохи профессора-историка Скрынникова, при этом царе было безвинно казнено и убито от трех до четырех тысяч человек. Скрынников настаивает, что это был массовый террор, и я не могу с ним не согласиться. Однако если всмотреться в европейскую историю, то рядом с Людовиком XI, Ричардом III, Генрихом VIII, Филиппом II, герцогом Альбой, Чезаре Борджиа, Екатериной Медичи, Карлом Злым, Марией Кровавой, лордом-протектором Кромвелем и массой других симпатичных европейских персонажей наш Иван Грозный будет выглядеть сущим агнцем. При этом в центре Лондона вы и сегодня можете полюбоваться на памятник Кромвелю. А Ивану Грозному русское сознание вынесло приговор, отменить который невозможно. Среди ста девяти фигур на памятнике Тысячелетию России в Новгороде, в число которых попали опальные Алексей Адашев и Михаил Воротынский, а также князья Литовской Руси Кейстут и Витовт, места царю Ивану не нашлось. Мы можем гордиться своей нравственной планкой: англичане легко простили своей Елизавете I умерщвление восьмидесяти девяти тысяч человек, а мы не прощаем и не простим царю Ивану загубленные четыре тысячи русских душ.
— Однако Европа нашла в себе силы ограничить власть парламентаризмом. — Восс зашел с другой стороны.
— Долго искала. И не представляла себе даже, что скифы и азиаты нашли их намного раньше. От века, раньше даже, чем само русское государство возникло. Лаврентьевская летопись говорит об изначальности обычая сходиться на вече. Что же до выборных органов власти, ныне даже школьникам известно, что при раскопках Новгорода находят избирательные бюллетени на бересте. И кстати, системы выборного правления в Новгороде и Пскове были заметно демократичнее, чем в близких, казалось бы, по устройству «вольных имперских городах» Германии. В Новгороде, например, выбирали не только посадника — президента и тысяцкого — его помощника по военным и торговым делам, главу войска, но и архиепископа. О таком в Германии и не слыхивали. А на псковском вече впервые в мире была законодательно отменена смертная казнь.