Уходящие в вечность
Шрифт:
Сейчас мы располагаемся вместе с пехотой. Лежим, сжавшись, за деревянным колодцем, он служит нам укрытием. Пули пронзают воздух, а мы в это время передаем и принимаем сообщения. Так продолжается весь день. Радиограммы составляются и передаются очень быстро. С воскресенья почти не было возможности поспать. Вечером на подмогу подтягивается пехота. Нам, артиллеристам, предоставляется возможность увидеть спектакль, который едва ли можно описать. В вечернем небе проносятся трассирующие снаряды противотанковых пушек, раздаются пулеметные очереди и одиночные выстрелы из винтовок. Быстро наступают сумерки, хотя еще лишь семь часов вечера. Перед нами в трехстах метрах находится железнодорожная насыпь, которую яростно обороняют русские. Мы передвигаемся ползком, так как по нам
13.9. В девять утра мы вновь атаковали и овладели высотой. До Петербурга 17 километров. Мы видим его окраины. Наша артиллерия ведет огонь из орудий всех калибров. Хорошо видно, как развивается сражение и разрываются снаряды. Полевая кухня доставляет обед только в 16 часов, с опозданием на четыре часа.
19.9. В 12 часов последовала команда сменить позицию. Мы покидаем высоту у Петербурга. Мечта о том, чтобы войти в него, оказалась несбыточной. Мы проезжаем населенные пункты, где ранее вели бои. Дороги приводятся в порядок. Этим занимаются военнопленные, местные женщины и дети. Они подвозят на телегах камни и песок. Мы катим по гладкому, только что заасфальтированному шоссе, на котором продолжают работать немецкие паровые катки и другие современные машины с названиями немецких фирм.
Поездка радует, так как теперь у нас достаточно времени, чтобы осмотреть окрестности. Проезжая населенные пункты, мы невольно вспоминаем, как все до этого происходило. Мы следуем через Псков, минуя местный аэродром. Мимо нас проносятся самолеты, которые стартуют с него или садятся после полета. Меня перевели в 6-ю самоходную батарею, я отвечаю теперь за радиосвязь с самолетами. Это намного спокойнее, чем предыдущая моя работа. Теперь я вновь могу слушать радио. Вечером шел дождь. Самолеты противника пытались нас атаковать, но безуспешно.
29.9. Утром мы отправляемся в путь. Вскоре въезжаем в Невель. Город на редкость грязный, дома, как, впрочем, во всей России, преимущественно деревянные. Половина домов разрушена.
13.10. Мы совершаем марш между двумя котлами окружения. Фронт, таким образом, поворачивается к нам обеими сторонами. Холодно, густо падает снег. Нам навстречу следуют пленные, они толпами устремляются из лесов. Их гонят оттуда голод, холод и осознание бесполезности сопротивления. Навстречу движется также колонна из трех грузовиков с пленными русскими. На передней машине висит большой плакат с шутливой надписью: «Мы хотим попасть в Берлин!» Видимо, кто-то из немцев подобным способом проявил остроумие и вывесил этот плакат как своеобразный пропуск для русских. Смысл этого им, скорее всего, непонятен. Русские машут нам руками и смеются, радуясь, что война для них уже закончилась.
19.10. Ночь прошла спокойно. В шесть часов утра закончилось мое дежурство. Уже две ночи не удается поспать. В деревне, где мы находимся на постое, скопились беженцы из Калинина. У одной из девушек, которой на вид 17 лет, на руке клеймо. Там написаны ее год рождения и имя. Она четыре месяца провела в тюрьме, так как опоздала на работу на пятнадцать минут.
23.10. В 10 часов утра мы вновь отправляемся в путь. Въезжаем в Калинин. Это первый русский город, где я вижу трамвай. Но русские и здесь не оставляют нас в покое, все время обстреливая снарядами. В 17 часов они попадают в наш автомобиль, когда мы там сидели и писали письма. Раздался грохот, и по машине ударили осколки снаряда. Внезапно я почувствовал обжигающую боль во рту. Осколок пробил дверцу машины и впился мне в губу. Пострадали четыре наших сослуживца. Один из них уже не дышал, остальные лежали в крови и стонали. Кругом была кровь, все это выглядело ужасно. Вновь я чудом избежал смерти. Всего лишь десять минут назад я находился рядом с этими солдатами. Тогда они были живыми и невредимыми. Ночь мы провели на частной квартире, где удалось хорошо устроиться. Правда, из-за клопов пришлось спать на полу.
27.10. До 7 часов утра я дежурил. А в 8 часов мы уже отправились снова в путь в сторону Волги. Я сижу в здании школы на четвертом этаже, где мы развернули нашу радиостанцию. Всего лишь в 30 метрах от нас течет Волга, здесь ее ширина достигает ста метров. У берега привязано много лодок и баркасов. Удивительное чувство охватывает, когда стоишь у реки, о которой сложено так много песен. Из радистов нас осталось лишь двое, поэтому мы сменяем друг друга за аппаратурой каждые полчаса.
5.11. Ночь была холодной, полнолунной и беспокойной. Мы упаковываем наши вещи, так как нас отправляют на тыловую позицию. Фронтовая жизнь закончилась. Снова придется жить по уставу и нести караульную службу. В 4 часа пускаемся в путь. Мост через Волгу обстреливается снарядами, но для нас пока все складывается удачно. Новые места размещения нам нравятся, каждый получает отдельную койку. Две большие печки позволяют поддерживать тепло. Ночью я хорошо спал.
21.11. После караула я очень устал и в 20 часов уже улегся спать. Через час меня грубо растолкали, горел наш блиндаж. Все бросились наружу его тушить. Мы, не переставая, поливали его водой, но только в два часа ночи удалось потушить огонь. Смертельно усталый, я заснул вновь. Это была последняя ночь, проведенная в Калинине. Мы здесь пробыли целый месяц.
2.12. Нам теперь выдают тулупы и валенки, когда заступаем в караул. В 11 часов утра мы вновь снимаемся с обжитого места. Очень холодно. Следы боев сейчас особенно заметны, через каждые сто метров на дороге видны огромные воронки от бомб. Идет снег и дует сильный ветер. В 15 часов мы останавливаемся в одной из деревень. Она забита войсками. Вдесятером мы вынуждены ютиться в каморке размером 2х2 метра. Хозяева ночуют на печке.
7.12. Возвращение. Ночь была спокойной, но очень холодной. Минус 35 градусов. Из-за этого холода мы не могли толком заснуть. В 7 утра мы наконец двинулись в путь. Почти не чувствуем ног от холода. Часто приходится толкать завязший в сугробе автомобиль. Поплутав, мы наконец отыскиваем нашу сегодняшнюю квартиру. В единственную комнату набиваются 25 человек. Походная кухня застряла в сугробах, целый день мы проводим без горячей пищи. В 19 часов я укладываюсь спать с дикой головной болью. В 20 часов заступаю на дежурство. Вдали слышна артиллерийская канонада.
13.12. В 7 утра следует команда на марш. Русские истребители вновь атакуют нас. До 9 часов я стою на посту, а затем мы трогаемся в путь. Падает снег, мы передвигаемся черепашьим темпом. Снова и снова нас атакуют вражеские самолеты. В полдень мы подходим к Клину. Затем возвращаемся на трассу Калинин – Москва.
В трех километрах от Клина дорогу нам перерезают шесть русских танков. К счастью, мы успеваем избежать встречи с ними. Дважды наш автомобиль оказывается в кювете, прежде чем мы наконец в три часа ночи останавливаемся на ночлег в одной из деревень. Нас здесь не ждут, и нет свободных мест. Мне приходится провести ночь, стоя в крохотном помещении. О сне не может быть и речи, но главное, что здесь тепло.
14.12. В 7 утра поступает команда на марш, но мы пока остаемся вместе с полевой кухней. Каждые полчаса русские истребители и бомбардировщики атакуют нас и, надо признаться, успешно. Всякий раз нам приходится нестись стремглав в укрытие. В полдень кухня без нас отправляется в путь, а мы остаемся на месте со своей передвижной радиостанцией. Кухня проехала лишь два километра, после чего ее накрыло бомбой. Водитель Циглер погиб на месте, унтер-офицеру оторвало ногу, двое других солдат были также тяжело ранены. Одновременно пострадал и другой наш автомобиль. Здесь тоже были убитые. Погибли доктор Рабе и зубной врач. Пять человек получили увечья. Какое счастье, что я не поехал вместе с кухней. Вновь я разминулся со смертью. Мы похоронили еще одного нашего боевого товарища. Его чудовищно обезобразило после разрыва бомбы. В автомобиле я потом нашел письмо, присланное ему из дома. Он проживал в Эссене.