Уилт
Шрифт:
Мистер Моррис вздохнул.
– Должен сказать, что когда мистер Уилт пришел к нам из университета, мне и в голову не могло прийти, что такое может случиться.
– Конечно, сэр. А мистер Уилт никогда плохо не отзывался о своей жене?
– Плохо? Бог мой, да нет. Да и нужды не было говорить. Ева говорила сама за себя. – Сквозь окно он посмотрел на работающую бурильную машину.
– Значит, по-вашему, миссис Уилт была не очень симпатичным человеком?
Мистер Моррис покачал головой.
– Ева была ужасной
Сержант Ятц облизал кончик своей шариковой ручки.
– Как вы сказали, «ужасной», сэр?
– Боюсь, что так. Она как-то посещала мои вечерние занятия по элементарной драме.
– Элементарной? – переспросил сержант и сделал соответствующую запись.
– Да, хотя в случае с миссис Уилт больше бы подошло определение стихийная. Она так экспансивно играла все роли, что была далека. от убедительности. Ее Дездемона – это было нечто, такое трудно забыть.
– Она была импульсивной женщиной, вы это хотите сказать?
– Давайте лучше скажем так, – заметил мистер Моррис. – Если бы Шекспир написал пьесу так, как ее интерпретировала миссис Уилт, то задушенным бы оказался Отелло.
– Понятно, сэр, – сказал сержант. – Вы имеете в виду, что она не любит черных.
– Не имею представления о ее взглядах на расовую проблему, – сказал мистер Моррис. – Я говорил о физической силе.
– Сильная женщина, сэр?
– Очень, – ответил мистер Моррис с чувством.
На лице сержанта отразилось искреннее недоумение.
– Как-то странно, что такая сильная женщина дала себя убить Уилту и не оказала большого сопротивления, – сказал он задумчиво.
– Я в это тоже не могу поверить, – согласился мистер Моррис. – Более того, это говорит о том, что Генри обладает фанатическим мужеством, чего я никогда в нем не подозревал. Наверное, в тот момент он обезумел.
Сержант Ятц ухватился за эти слова.
– Значит, вы серьезно считаете, что он был не в своем уме, когда убил свою жену?
– В своем уме? Кто же в своем уме убьет жену и бросит ее тело…
– Я хочу сказать, сэр, – перебил сержант, – не считаете ли вы мистера Уилта сумасшедшим?
Мистер Моррис заколебался. У него в штате было немало психически неуравновешенных людей, но ему вовсе не хотелось это афишировать. С другой стороны, не исключено, что таким признанием он поможет бедняге Уилту.
– Да. я думаю, можно так сказать, – в конце концов сказал Моррис, у которого было доброе сердце. – Очень даже сумасшедший. Сержант, между нами, любой человек, согласившийся учить таких кровожадных молодых негодяев, как у нас в училище, не может быть полностью нормальным. Только на прошлой неделе Уилт ввязался в перепалку с наборщиками и получил удар в лицо. Я думаю, это сказалось на его поведении в дальнейшем. Надеюсь, вы сохраните все, что я вам сказал, в строжайшей тайне. Я бы не хотел…
– Разумеется, сэр, – сказал сержант. – Ну, не буду вас
Он вернулся в полицейский участок и доложил о своих успехах инспектору Флинту.
– Совершенный псих, – провозгласил он. – Так он считает. Он высказался вполне определенно.
– В этом случае он не имел права держать ублюдка на работе, – сказал Флинт. – Он должен был уволить мерзавца.
– Уволить? Из училища? Вы же знаете, учителей нельзя уволить. Надо сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы тебя уволили.
– Например, укокошить троих. Ну, что касается меня, то они могут получить этого мерзавца назад.
– Вы хотите сказать, он еще держится?
– Держится? Да он перешел в контратаку. Сначала он довел меня до нервного истощения, а теперь Болтон умоляет, чтобы его заменили. Больше не может выдержать напряжения.
Сержант Ятц почесал голову.
– Понять не могу, как ему это удается, – сказал он. – Всякий подумает, что он невиновен. Хотел бы я знать, когда он попросит адвоката.
– Никогда, – сказал Флинт. – Зачем ему адвокат? Если бы на допросе присутствовал адвокат и лез с советами, я бы давно вытянул из Уилта правду.
С наступлением ночи в проливе Ил ветер усилился до восьми баллов. Дождь барабанил по крыше каюты, волны били в правый борт, и катер все больше и больше утопал в иле. В каюте было накурено, а атмосфера накалена. Гаскелл достал бутылку водки и пил. Они играли в слова, чтобы скоротать время.
– Так я себе представляю ад, – заявил Гаскелл, – быть запертым с парой сапфисток.
– Что такое сапфистка? – спросила Ева.
Пораженный Гаскелл вытаращил на нее глаза.
– Вы что, не знаете?
– Ну, я слышала что-то про остров…
– Дремучая вы наша, – сказал Гаскелл. – Надо же быть такой наивной. Сапфистка это…
– Джи, прекрати, – перебила Салли. – Чей ход?
– Мой, – сказала Ева? – И…М…П… получается Имп.
– О…Т…Е…Н…Т… получается Гаскелл, – сказала Салли.
Гаскелл еще разочек приложился к бутылке.
– Черт побери, во что мы играем? В слова или в откровенность?
– Твой ход, – сказала Салли.
Гаскелл поставил Д…И…Л…Д вокруг буквы О. – Попробуй, размер подходит?
Ева посмотрела на него осуждающе.
– Нельзя употреблять собственные имена, – сказала она. – Вы же не дали мне употребить Сквизи.
– Ева, детка, дилдо вовсе не собственное имя. Это такая вещь. Суррогат пениса.
– Что?
– Ладно, проехали, – сказала Салли. – Теперь твой ход. – Ева посмотрела на свои буквы. Ей надоели эти постоянные указания, и, кроме того, ей хотелось знать, что такое сапфистка. И суррогат пениса. Наконец она составила слово Л…Ю…Б…О…В…Ь вокруг буквы О.
– У любви как у пташки крылья, – сказал Гаскелл и поставил Д…И…Д… к уже имеющимся Л.