Uingukage. Сокрытый в Тени Крыла
Шрифт:
Двойка кивнул:
– Ну-у-у... Да.
– Нет, не из-за этого.
Заку задумался. Но понять ход мыслей Коноховца не смог:
– А из-за чего?
– Обычно побеги устраивают те, кто недоволен условиями и верит в то, что сможет всех перехитрить и удрать. Про бесхребетное дерьмо и всякого рода извращенцев, которым практически заполнены первые два корпуса, я не говорю. Одни просто ни на что не способны, а другим здесь даже лучше, чем на воле. Но вот те, кто готов сражаться. Что они делают?
Двойка понял:
– Пытаются попасть на арену.
Кьюджин кивнул:
– Именно. Что происходит с тем, кто становится самым лучшим?
Бывший Звуковик неуверенно пожал плечами:
– По слухам, его освобождают. Те, кого никто не может победить, исчезают. А те, кто им подчинялся, рассказывают, что заключенных отпускают, – предупреждая скептический взгляд Коноховца, Двойка поморщился, – мне самому в это не верится, но...
– Чем выше ты поднимаешься как боец, тем лучше у тебя становятся условия. И тем сильнее ты веришь, что, забравшись на самый верх, получишь все. Надежда. Вот самая лучшая и самая прочная цепь, что держит людей здесь, несмотря на то, что это клетка. Тюрьма. Тебя тоже. Ты задумывался о суициде, пока не появилась возможность попасть мне под крыло?
Заку помрачнел. Опровергнуть слова Кьюджина было нечем. Но в целом Двойка был сейчас вполне доволен жизнью. Коноховец проблем не создавал, окружающие проблем не создавали. Благодать. Глоток свежего воздуха, впервые за долгое время.
– Можно вопрос?
– Не факт, что отвечу, – ответил Кьюджин.
– Зачем ты велел передать о том, что являешься Кьюджином. И о Суне, об убийстве Хокаге? Они же могут на тебя всех собак спустить за это.
Но Тринадцать-девятнадцать отрицательно покачал головой.
– Они не поверили. Слишком бредово звучит, и ребята наверняка сочли, что я лгу.
– Уверен?
– Ага. Хочешь, чтобы тебе не поверили – скажи правду, – Коноховец перевел взгляд на Заку. – Когда я попал сюда, обо мне начали собирать информацию. Однако, учитывая мою профессию, хер бы они много насобирали. Слухи только. Но копать бы не прекратили. И что-нибудь да нашли бы. А мне есть, что скрывать.
Двойка хмыкнул:
– Помимо того, что ты мне наговорил.
– Ага, – кивнул Кьюджин, – зато теперь я дал им легенду. Поверили они в нее или нет, не важно. Они не будут копать. Теперь они будут ждать. Мне так удобнее.
Заку отложил еду и задал самый важный для него вопрос:
– Ты абсолютно уверен в том, что не просидишь здесь долго? И выбираться ты явно не через арену собираешься.
Взгляд Коноховца стал насмешливым:
– Хочешь, чтобы я вытащил тебя вместе с собой?
Двойка нервно кивнул:
– Да... То есть... это вообще возможно?
Тринадцать-девятнадцать безразлично пожал плечами:
– Все зависит от способа, которым я буду уходить. Если через вызов от Конохи, то вполне. Ты же у нас был пойман и нами же сюда отправлен, верно?
Заку кивнул.
– Ну, а если все же побег... Там как получится.
Двойка настороженно покосился на надзирателей:
– У меня ощущение, что ты говоришь все это не всерьез.
– Кто знает, – неопределенно протянул Кьюджин, – а это за нами.
К столу подошли три надзирателя.
– Тринадцать-девятнадцать. Идем с нами. Ты, – надзиратель перевел взгляд на шестерку, – тоже.
Событие, которого Двойка дожидался так долго, оказалось каким-то... будничным. Ни надзиратели, ни Кьюджин никуда не торопились. Спокойно покинули столовую и двинулись прямо по улочке в сторону девятого корпуса. Заключенные косились, но не особо сильно. Кажется, даже у них не было сомнений, что Коноховец пройдет отборочные бои.
– Эй, Двойка, – надзиратель покосился на заключенного, – ты уже объяснил ему правила?
Заку отрицательно покачал головой. Кьюджин не спрашивал, более того, ему это вообще было неинтересно. Но намек был понятен.
– Обычно каждый претендент проходит до трех боев. Проигравшие, естественно, выбывают, но позже смогут попробовать снова. Вот и все правила.
Надзиратель поморщился:
– Противников убивать не стоит.
Кьюджин улыбнулся:
– Любой, кто выйдет против меня на ринг, – труп.
Все пятеро остановились. Надзиратели косились в сторону Тринадцать-девятнадцать, но тот лишь оскалился:
– Я предупредил.
Наконец, они оказались в девятом корпусе. И это здание явно строили не просто так. Архитекторы сразу знали, чем оно станет. Ринг, достаточно большой, чтобы обеспечить свободу движения. Трехметровая сетка по периметру. И трибуны вокруг. Сам ринг хорошо освещен, на него предусмотрены три выхода через сетку, и четыре открывались в полу. Трибуны затемнены, и зрителей видно плохо, если видно вообще. Трибуны разделены на четыре части. Каждая перегородка – стена до десятка метров, в которой встраивались ложи для особых гостей. Ложи были закрыты с обеих сторон, а смотровое стекло было зеркальным снаружи. Каждая перегородка имела по пять таких комнаток. Остальные места были разделены на два яруса, второй нависал над первым. Все это Кьюджин рассмотрел сразу, как вошел.
Сейчас на втором ярусе сидело достаточно мало зрителей, да и первый большим столпотворением не отличался. Видимо, отборочные интересовали далеко не всех. Но кого-то все же интересовали, что вполне устраивало Коноховца. Зрелищу нужны зрители. Надзиратели указали место, где ему следовало ждать, пока не пригласят на арену. На ринге уже сражались, но это было не слишком интересно.
– Ты спятил? – шепнул Двойка.
– Ты так и не понял, в чем вся изюминка таких вот арен? – ухмыльнулся Тринадцать-девятнадцать. – Дело не в том, как ты сражаешься, а в том, насколько это зрелищно. А уж зрелищ я им предоставлю.
Двойка следил за тем, что происходило на ринге, тогда как Коноховцу это было неинтересно. Хотя Кьюджину вообще почти все, что происходило в тюрьме, было неинтересно. Да и Заку был вынужден признать, что никого особо ловкого сегодня на ринге не было. Отметились какой-то здоровяк из Камня, тот блондин, который уже один раз отхватил от Коноховца, и тощий паренек, оказавшийся неожиданно ловким.
– Тринадцать-девятнадцать! Подъем! Топай к воротам, ты следующий.
Кьюджин с безразличным видом ушел вниз, а к Заку подсел неизвестный ему заключенный, явно ждавший этого момента.