Уинтер-Энд
Шрифт:
— Что? — скорее хрюкает, чем произносит он. За его спиной я вижу у бильярдного стола двух парней, явно проявляющих интерес к нашей беседе.
Я наклоняюсь, пошатнувшись, к уху толстяка и говорю, намного громче:
— Убери свою поганую задницу с моего табурета!
Мужик встает. Он на пару дюймов ниже меня, но обладает несомненным весовым превосходством.
— У тебя слишком большой рот, приятель.
— Твоя задница в два раза больше. Ты чем зарабатываешь на жизнь — пышки в пекарне дегустируешь?
Дружки толстяка подходят и встают
— По-моему, ты перебрал, — сообщает один из них, тот, что потоньше, прихвативший с собой бильярдный кий.
— Ага, иди подыши свежим воздухом, — говорит номер три.
Сквозь клубящийся в моих глазах туман я различаю, что наш квартет уже стал центром всеобщего внимания. Справа от меня бармен склоняется над стойкой и говорит:
— Хватит, приятель. Иди отсюда и проспись.
Я не двигаюсь с места, и он начинает обходить стойку, чтобы вышвырнуть меня из бара. Но я не свожу глаз с трех клоунов.
— Ну, давайте! Чего вы ждете? — рычу я.
И в то мгновение, когда они, похоже, решают, что моя показная храбрость не составляет повода для беспокойства, с другого конца бара доносится крик:
— Управление шерифа! Кончайте, ребята, или каждый из вас заночует в камере!
Все замирают, и сквозь толпу завсегдатаев бара проталкивается Дейл.
— Полегче, Алекс, — говорит он мне. Потом поворачивается к прочей публике и рявкает: — Все, расходитесь. У вас что, выпивка закончилась?
Я вздыхаю:
— Привет, Дейл. Откуда ты взялся?
Мы садимся за столик, заказываем по пиву. Бармен колеблется, он не уверен, что мне стоит пить еще, однако Дейл кивает ему.
Он делает большой глоток «Будвайзера».
— Мне позвонила Джемма Ларсон. Сказала, что ты как-то странно себя ведешь. Попросила найти тебя. Я заглянул в отель, в «Лесопилку», потом приехал сюда.
Я проглатываю сразу четверть бутылки, верчу ее в руках, рассматриваю игру света в стекле. Верчу, верчу. И наконец жалость к себе берет во мне верх над гневом.
— Я все испортил, Дейл. Как обычно.
Дейл на мгновение задумывается, снова отпивает пива.
— Если ты и испортил что-то, так не больше, чем каждый из нас. И ты уже не старшеклассник, значит, сможешь сам во всем разобраться. Отправляйся домой, выспись, а завтра обдумай все на ясную голову.
— Я не смогу заснуть. Оставил таблетки в куртке.
Дейл поднимает меня на ноги:
— Хочешь верь, хочешь не верь, но галлон-другой пива ничем не хуже любого снотворного. Пошли. Я подвезу тебя до гостиницы.
Глава 8
Когда я наконец валюсь в постель, сон приходит ко мне быстро, но оказывается гостем неусидчивым и каким-то раздробленным. И пока длится ночь и действие спиртного ослабевает, промежутки бодрствования становятся все более резко выраженными и неприятными.
Во время одного слишком короткого периода забытья я обнаруживаю, что стою в коридоре «Святого Валентина» и пытаюсь проморгаться, потому что знакомое мне заросшее плесенью и
Высокие и пронзительные детские голоса, хихиканье и смех легким эхом отдаются от стен. Я иду по коридору к открытой двери. За ней на пыльном полу игровой комнаты стоят на коленях двое мальчишек, увлеченных какой-то игрой. От меня до них рукой подать, и тем не менее мне не удается расслышать, что они говорят. Я подхожу поближе, однако их слова сливаются в невнятный гомон.
И тут я вижу в руках одного мальчика два маленьких ножичка, а в руке другого игрушечный пистолет. Между ними возвышается на полу стопка фотографий, уложенных лицевой стороной вниз, мальчики по одной переворачивают их и каждый старается первым проколоть или прострелить человека или пейзаж, изображенный на ней. Фотографии черно-белые, различить, что на них снято, мне трудно, поэтому я нагибаюсь и подбираю одну.
Снят на ней я. Мальчики поднимают головы и смотрят на меня, эти глаза мне хорошо знакомы. Одни темно-синие, как у Николаса. Другие — мои.
— Бах, — выпаливает мальчик с игрушечным пистолетом, наставив его на меня.
Синеглазый улыбается и вонзает ножички мне в живот.
Проснувшись, я обнаруживаю, что ночь доплелась до половины шестого утра. За окном светает. Я чувствую себя усталым, но вовсе не сонным. Во рту сухо и липко — это результат вчерашнего загула, но хорошо, хоть похмелья нет. Я иду в уборную, потом принимаю душ, чищу зубы, а следующий час или два провожу, сидя со стаканом воды в руке перед телевизором.
Я проглатываю в одиночестве очередной завтрак и выхожу из безлюдного отеля, потирая поочередно усталые глаза и затекшую шею. Сажусь в «корвет» и еду к приемной доктора, однако там меня встречает та же, что и вчера, записка. Я звоню на домашний телефон доктора Валленса, но попадаю всего лишь на голосовую почту, так что выбор у меня остается только один — снова ехать к его дому.
Здание выглядит в точности как вчера. Я дважды нажимаю на кнопку дверного звонка, затем подхожу к окну гостиной и, прижав к стеклу сложенные горкой ладони, пытаюсь разглядеть, что там внутри. Там все спокойно. На столе — кофейная чашка и недоеденный бутерброд.
Я иду вокруг дома, прохожу сквозь железную калитку с визжащими петлями в маленький задний дворик. Стучу в дверь, в окно кухни, даже выкрикиваю несколько раз имя Валленса, но все безрезультатно. Я возвращаюсь к парадной двери, звоню снова и, снова не получив ответа, берусь за дверную ручку. Дверь не заперта.
— Доктор Валленс! — кричу я. — Управление шерифа. Есть кто-нибудь в доме?
Молчание. Мои пальцы инстинктивно тянутся к пистолету — в поисках поддержки. Пистолет они находят, однако я оставляю его в кобуре. Нет смысла пугать до полусмерти доктора, особенно если он лежит в постели с гриппом.