Указка
Шрифт:
Нина склонила головку набок, не потеряв улыбки.
— Тысяча? А что он будет делать с вашей тысячей? Буфет у нас бесплатный… Да и вообще… — Нина куснула губу, но не удержалась, спросила: — Вы на Западе где жили?
— В Нью-Йорке…
Нина почувствовала холодок.
— Понятно… Что же, у нас, слава богу, не Нью-Йорк.
… Нью-Йорк. Пугающая тишина. Слышно, как плещутся волны в Ист-Ривер. В спину светит луна. Тень на асфальте шевелит руками, тянет их к Нине. Больше всего Нина боится кого-нибудь встретить. Нина знает английский, но сейчас он вылетел из головы. И сухой
Вдруг — машина. Все ближе, ближе. Нина беззвучно плачет. В ушах нарастает звон. Из машины выходят люди. В руках у них ничего нет. Они идут к Нине. Нина пытается убежать. Ее догоняют. Валят ничком. Нина слышит, как с нее сдирают платье, но она уже далеко… Рядом с мужем. Муж храпит. Нина заплакала по-настоящему. Пошла к книжной полке, достала атлас мира. Вот он, Нью-Йорк. Вот Ист-Ривер. Ногтями Нина царапает карту, выдирает ее и кидает в мусорное ведро.
Все. Можно спать.
… Осень. Густая трава на пустыре. Такая сухая, что, когда идешь по тонкой тропинке мимо шахматных столиков, так шуршит, что слышно в соседнем дворе. Темно и холодит; Нина в короткой юбке. Впереди стоят бритые парни, курят и сплевывают. Смотрят на Нину, как она подходит.
— Это кто вам разрешил курить? — сердится Нина. — Наверняка вам еще нет восемнадцати… И кто вам дал право собираться и загораживать дорогу? И тем более плеваться?!
Парням делается совестно.
— Простите, сударыня. Мы завтра идем Родине служить. Вот, гуляем, прощаемся. Решили покурить один раз — хоть узнаем, каково это. В армии курить уже не разрешается. А восемнадцать нам есть, честное слово!..
… Нет, не все. Нина не может уснуть, хотя муж больше не храпит. Нина идет в другую комнату. В третью. В четвертую. Находит Мурку только в пятой комнате. Мурка обожает спать на пуховых креслах. Нина будит Мурку, целует в спинку и вздыхает. Подходит к окну. За окном ее город. Близкие и далекие многоэтажки подсвечиваются прожекторами. В парке мигают фонарики. Луна совсем не страшная. Мурка на руках сворачивается в клубочек. Нина кладет ее обратно на кресла, одевается и торопится в парк. Там, кажется, праздник. Ну а если нет, то можно просто походить по ночным улицам…
… Нина видит, что парни говорят правду. Она смягчается:
— Ну, ладно, гуляйте… Служить в вооруженных силах нашей Родины — великая честь. Она выпадает не всякому, а лишь самым достойным. Я рада за вас.
Парни довольны хорошими словами.
— Прощайте, сударыня… Счастливо вам!
… Иногда все-таки приходили какие-то видения из прошлого. Казалось, они до сих пор не оставили надежды просочиться в реальность. Тогда Нина старалась проснуться, а если не получалось — включала радио.
В третий раз заглянул пассажир. Он махал руками и сиял.
— Нашли!.. Вернули!.. Правда, этот Старобабин сумел убежать, но за ним следят через спутник…
Нина говорит:
— Администрация приносит вам извинения за эту маленькую неприятность. Надеюсь, вы сохраните хорошее настроение.
— Спасибо вам! Спасибо! Вы были так добры…
Нина улыбнулась чуть шире.
— Прощайте! — сказал пассажир. — Как я рад, что вернулся! Как я рад! Только бы это не было обманом…
… Телефон.
— Доброе утро. Администратор.
— Ниночка, только не сердись…
— Ты уже третий раз звонишь по служебному номеру!
— Я не бегал. Лыжа сломалась…
Нина побледнела.
— Отремонтируй…
— Я уже пробовал. Только она еще больше сломалась…
— Идиот! Козел! — крикнула Нина. — Хочешь нас совсем без денег оставить!
Она замахнулась трубкой. Разбить, уничтожить! Не слышать мужа никогда!..
В это мгновение над аэропортом включилось радио. Ударили первые аккорды. Под потолком, как воздушные шары, полетели медленные звуки трубы. Вступили струнные. Стало свежо и спокойно, как посреди облака золотого света. Плечи Нины опустились. Она положила трубку и встала, прямая и печальная хорошей печалью…
…налог на владение персональным компьютером.
Я как про эту хрень узнал, быстренько все провода повыдергал, железо в чемодан сложил. Эти, из налоговой, в любой момент могут облаву устроить. У меня что, доллары лишние? И пошел бродить по окрестностям с этим чемоданом. А это где-то в полдень было. Жарко, отовсюду солнце лупит. А на деревьях теперь листьев мало совсем, тени никакой.
Я пару кварталов прошел, слышу — едет кто-то. Ну, я присел за дерево, гляжу поверх чемодана. Не очень прятался, потому что в нашем районе ничего такого еще не началось.
Смотрю — автобус идет. Не очень быстро. Понятно, пассажиров ищет. Внутри только водила. Водила ко мне подруливает. Высунулся в окно и говорит:
— Подбросить куда?
А сам так глянул вокруг — есть со мной кто или нет. Понятно, дурак он, что ли, компанию подвозить? Я спросил его:
— А ты где обычно ездишь-то? Вроде следов на тебе нет никаких…
Это я про то, что на автобусе ни пулевых отверстий, ни осколочных. Вообще ничего. Гладкий такой, белый с синей полосой и блестит. А районных обозначений, вроде как раньше писали: «Q» или там «Вх», сейчас не ставят, чтобы террористам сложнее ориентироваться было.
Водила усмехнулся и говорит:
— Да это новый автобус! Их еще перед всем этим делом выпустить успели, а потом забыли. Раньше я по Джерси гонял. Там мой старый автобус и сгорел. А сейчас я здесь. Второй день езжу. Так тебе куда?..
— Никуда, — говорю. — Хочешь, я тебе комп отдам? За десять баксов?
— Пошел ты, — говорит. А сам ехать собирается.
— Сам пошел, — отвечаю. — Ну давай, пять баксов?
Тут он поехал. Ладно, думаю, езжай куда хочешь. Недолго тебе гладеньким быть. Уж кто-нибудь, да пальнет.
Я с чемоданом этим еще походил. Никто брать не хочет. Посылать-то прямо в лицо никто больше не решается, а так, намеками только. Ну, я понял, что все уже про этот налог дурацкий прослышали. Сами небось не знают, куда свои компы девать.
Поставил я тогда чемодан на тротуар, пнул так легонько, вроде как на прощание, а сам домой пошел. Вообще-то жалко, думаю. Давно он у меня, комп этот. Потом думаю: нет, не жалко. Все равно Интернет во всех Штатах запретили. А монитор сороконожками загажен.