Уклоны мистера Пукса-младшего
Шрифт:
— Однако этих улик было бы недостаточно, если бы не посчастливилось найти в комнате обвиняемой вот это.
Мистер Беррис протягивает судье фотографию мистера Пукса с надписью:
Самой смешной и милой девочке на свете.
Мистер Гочкинс просит разрешения сообщить суду, что обвиняемая готова присягнуть в том, что она видит эту фотографию первый раз в жизни.
Общее напряжение в зале, однако, достигает своей наивысшей точки, когда мистер Беррис просит суд узнать у обвиняемой, видит ли она и эту вещь первый раз в жизни.
При этом мистер Беррис протягивает судье окровавленную кофточку.
— Это ваша кофточка, Мэри Клевлэнд?
— Да, моя.
— Откуда на ней кровь?
— Это моя кровь, собственная кровь. Когда ваши констэбли разгоняли нас в Трафальгар-сквере [63] , они мне расцарапали плечо. Вот откуда эта кровь!
Суд выясняет, что, действительно, полиция была вынуждена вмешаться в митинг бастующих работниц, происходивший третьего дня в Трафальгар-сквере, но никаких насилий со стороны полиции произведено не было.
63
Трафальгар-сквер — большая площадь в Лондоне, где обыкновенно происходят все митинги (Прим. перев.).
Далее мистер Беррис излагает суду картину допросов обвиняемой и сообщает, что никто не может подтвердить ее голословного заявления о том, что она будто бы провела ночь с 31 июля на 1 августа у себя дома.
Мистер Гочкинс просит суд узнать у мистера Берриса, кто может подтвердить, что Мэри Клевлэнд в эту ночь не была дома.
Вместо ответа, мистер Беррис предлагает обвиняемой взглянуть на тоненький черный поясок: признает ли она его своей собственностью?
— Да, это ее пояс, отобранный у нее при аресте.
— Это немного не так, — улыбается мистер Беррис, этот кожаный поясок должен будет превратиться в пеньковую веревку вокруг шеи обвиняемой, ибо…
Мистер Беррис останавливается. Многозначительная пауза.
— …Ибо этот поясок найден на месте убийства.
Почти весь зал вскакивает: как, полиция отыскала место убийства?
Мистер Беррис просит разрешения задать несколько вопросов доктору Гренморси.
— Не было ли каких-нибудь следов на плечах трупа, доктор?
— Да, было: ряд ссадин.
— Не кажется ли вам, что они являются следствием того, что тело проталкивали в очень узкое отверстие?
— Такая гипотеза [64] вполне вероятна.
— Ваша милость, мы не нашли на одежде трупа следов от земли, пыли или грязи, которые шли бы полосой. Следовательно, труп не тащили по земле. Мы не нашли ничего, что указывало бы на то, что труп возили по городу. Убийство было совершено где-нибудь над рекой, ваша милость. И полиция отыскала баржу, в каюте которой и было совершено убийство.
64
Гипотеза — предположение (Прим. перев.).
— Где, полагаете вы, находился покойный до убийства?
— Там же, на барже, ваша милость. Эта часть набережной очень пустынна, прохожие там — редкое явление, и можно вполне обоснованно заявить, что именно на барже был заключен мистер Пукс, в ожидании получения выкупа.
— Почему же обвиняемая убила его в таком случае?
Мистер Гочкинс добавляет:
— Особенно в тот момент, когда покойный написал уже записку о выкупе.
Напряжение зала готово разразиться бурей.
— Потому, ваша милость, что мистер Джемс Пукс угрожал, несомненно, вырвавшись из плена, сообщить всю историю полиции.
— Откуда вы это знаете, мистер Беррис?
— Отсюда, ваша милость.
Мистер Беррис протягивает судье шляпу, на дне которой лежит слипшийся клочок бумажки. Вода смыла все написанное, но все подтверждают, что эта шляпа принадлежит мистеру Пуксу: номер шляпы совпадает с размером головы покойного, фасон шляпы узнан родителями мистера Джемса.
Суд решает предложить лучшим экспертам [65] выяснить, кем была написана записка, что в ней было сказано, сколько времени пробыла бумажка в воде.
65
Эксперт — специалист, приглашаемый в официальное учреждение для сообщения своего мнения (Прим. перев.).
До выяснения этого вопроса полицейский суд [66] постановляет задержать Мэри Клевлэнд в виду тяжести улик, так или иначе говорящих против нее.
Продолжение судебного следствия переносится на завтра.
Мэри Клевлэнд, которую выводят из зала, кричит:
— Не верьте им, товарки! Продолжайте борьбу!
Толпа работниц бросается к решетке скамьи подсудимых. Констэбль оттесняет их от обвиняемой. Тем не менее, несколько алых роз перелетают через решетку, падая к ногам Мэри Клевлэнд. На одну из роз наступает полицейский. Вторую подхватывает обвиняемая и, уходя, кричит:
66
В Англии предварительное следствие ведется судьей, санкционирующим задержание (Прим. перев.).
— Одну вы растоптали, но эта — алая — цветет!
Глава семнадцатая,
также составленная из газетных вырезок за четвертое августа.
Ночь была поистине кошмарной: сон упорно бежал прочь, да и как заснуть на бульваре, на неудобной и влажной от дыхания ночи скамейке. Действительность, одетая в бархат ночной тьмы, подступала к горлу, туманила голову и окутывала все путами кошмара.
Рассвет не принес облегчения — голод властно вступил в свои права, желудок настойчиво, как грудной ребенок, заорал и зашевелился. Мистер Пукс-младший, поднимаясь со скамьи и расправляя затекшие от неудобной позы руки и ноги, зевнул, потянулся, еще раз зевнул и почувствовал, как его волосы поднимаются дыбом: «Мария», славное судно, его последняя надежда, покидала порт…
Прыгая через три ступеньки, без мыслей, без определенной цели, мчался Джемс вниз по прекрасной лестнице, соединяющей бульвар с портом. Влажный туман — утреннее украшение Одессы — заползал в горло, неприятно щекотал спину; поднимавшиеся по лестнице в город одинокие прохожие с изумлением оборачивались вслед Джемсу, — Джемс ничего не чувствовал, ничего не видел.
Портовая улица, переезд через железную дорогу, улочка, мол, море. Пукс останавливается.
Два часа, проведенные в порту, все-таки пошли впрок: грузчики накормили Пукса, с жадностью следившего за их завтраком, а кучка итальянцев-матросов, принявшая Джемса за загулявшего в чужом порту английского моряка, снабдила его деньгами. Двое добрых парней, объясняясь на ломаном, отвратительном английском языке, обучили Джемса десятку русских слов. Правда, обучая, оба парня хохотали во все горло, но Пукс, согретый лаской и человеческим отношением, радостно смеялся вместе с ними, не чувствуя в их смехе зла или издевки.