Украденная у дракона
Шрифт:
Неожиданно для себя, Кассандра захныкала, узел внизу живота и без того причинял ей боль, а ведь она так много раз слышала о том, как ужасно бывает в первый раз возлечь с мужчиной.
— Нэйман… — Прошептала она, задыхаясь от волшебной нежности его умелых ласк. — Это больно?
— Даже на четверть не так больно, как потом прекрасно. — Ответил он, покрывая поцелуями ее живот и вдруг аккуратно скользнул ладонью меж разведенных ног. Ласково провел пальцем по набухшим влажным складкам, после чего ввел его внутрь, заставив девушку задрожать от нового ощущения.
Нэйман приподнялся, чтобы вернуться к ее губам и поймать их настойчивым поцелуем. Он прижимался к Кассандре всем телом, держа свой вес, опершись на локоть, терся напряженным членом о нежную кожу ее бедра и вместе с тем снова и снова погружал в ее лоно палец, заставляя девушку дрожать от возбуждения, волнами захлестывавшего ее и все нараставшего.
— Еще… — Простонала она жалобно. — Еще…
Мужчина улыбнулся ее нетерпеливости и жадно прикусил кожу у основания шеи, после чего ввел еще один палец, а затем добавил и третий, настойчиво втиснув их в ее напрягшуюся плоть.
Женский сок каплями стекал по его руке — теперь она была совершенно влажной и это мешало Нэйману сдерживаться от того чтобы к черту послать все свои предыдущие слова и планы.
— Ты готова. — Горячо прошептал он ей в самое ухо. — Осталось только попросить, помнишь?
Кассандра захныкала в ответ, борясь с остатками глупой гордости, которую уже должно было в клочья разметать от происходящего. То, что он делал с ней, то что происходило в этой постели прямо сейчас даже отдаленно не напоминало рассказы, которые Милти обычно приносила от подруг с кухни или прачечной. Но откуда же несчастным служанкам было знать, как настоящие лорды обращаются со своими леди?
К черту послав сомнения, Кассандра жалобно простонала, ощущая, что еще мгновение и то напряжение, которое скопилось внизу, просто сведет ее с ума!
— Прошу тебя, Нэйман, не останавливайся… я хочу! Хочу стать твоей женой, как положено!
Сгорая от нетерпения достигшего такой степени, что ему самому было сложно соображать и вымолвить в ответ хоть слово, лорд Рид поднялся над девушкой и вновь опустился меж ее ног, скользнув по влажным нежным складкам напрягшимся до онемения членом.
Направив себя рукой, он без труда вошел разгоряченной головкой в ее лоно и замер, давая девушке привыкнуть к новому ощущению.
Кассандра почувствовала не боль, но только желанную тяжесть внизу — ее тело хотело большего и, движимая порывом, девушка сама подалась вперед, буквально надсаживая себя на твердую пульсирующую плоть.
Глубже, еще глубже, но вот ее предел был достигнут, хотя Нейман не вошел и на половину. Почувствовав натяжение, она застонала от обиды, ведь проклятый узел внизу требовал большего и тогда мужчина, нежно прижав ее к себе, одним уверенным толчком завершил начатое.
Кассандра вскрикнула от боли и ногтями вцепилась в его плечи, оставив красные борозды, но мужчина этого даже не заметил. Бережно придерживая девушку, он сделал еще движение, прошептав:
— Большей боли не будет. Просто расслабься, отдайся этому вместе со мной…
Будто впав в гипноз от его уверенного низкого голоса, Кассандра замерла, ощутив, как твердая плоть внутри нее пришла в движение. С каждым новым толчком боль действительно уступала, освобождая место чувству до того неизведанному. Чему-то на границе полного единения и абсолютной целостности.
Когда Нэйман проникал в нее полностью, Кассандра ощущала, как все напрягается у нее внутри и натягивается проклятый томный узел, мешавший нормально думать и дышать. А мужчина меж тем прибавил свой темп, вместе с ней задыхаясь от рвущихся наружу чувств.
Теперь они дышали в унисон и ловили поцелуи друг друга, чувствуя, как приближается предел их возбуждения, грозивший превратиться в настоящий взрыв.
Быстрый, ошеломительный толчок, еще один и Кассандра выгнулась под Нэйманом влекомая неизведанным ранее чувством. Ее будто накрыло оглушительной волной наслаждения и в порыве страсти она выкрикнула его имя:
— Нэйман!
Следом за ней достиг пика и мужчина, ощутив, как в последний момент напряглись все его жилы и член запульсировал, неистово извергая семя в лоно его супруги.
Кончив, он нежно нашел ее губы поцелуем, а после заглянул в бесконечно синие глаза и сказал тихо, желая знать, что отразится в них в ответ на его слова:
— Я люблю тебя, Кассандра Рид. Люблю с самого первого дня, когда увидел в конюшне такой взволнованной и решительной, задумавшей побег от самого принца драконов! Я любил тебя тогда, в палатке, когда ты изо всех сил пыталась не показывать мне свою слабость. Любил, когда сбежала от меня и едва не рассталась с жизнью. Любил, когда ты боролась за свою жизнь, лежа измученной жаром в постели, и тогда, когда ты отказалась признать, что перепутала спальню. Я любил тебя каждый миг, с тех пор как мы встретились и буду любить до самого последнего своего вздоха, не важно достоин ли я таких же слов в ответ.
Синева ее глаз, от которых он ждал правды, расплескалась влагой. Две одинокие слезинки скользнули по щекам Кассандры, и она взяла руку Неймана, чтобы прикоснуться к ней губами и прошептать.
— И я люблю тебя, муж мой. Пусть… пусть не сразу нашла в себе смелость в том признаться!
75
Разумеется, далеко он не убежал. Выбился из сил, да и куда бы Озену было деться на ночь глядя в лесу. С Милти по крайней мере он был не один, не так страшно было бродить там, упорно деля вид что они знают куда идти. Да и что не говори, а служанка леди Дракон явно знала побольше мальчика о жизни.
И все же, от преследователей скрыться удалось. Забравшись на дерево. Уж в чем-чем, а в лазании по высотам мальчик знал толк. Благо для тренировок у него был целый замок.
Замок его высокородного отца, который скорее убил бы его, чем признал своим… а между тем, Озен теперь это и собирался сделать — добиться признания себя наследником Амделла. Вот только проще сказать, чем сделать. Ведь для того чтобы поговорить с королем, Золотым Драконом, необходимо было не просто добраться до дворца, но и проникнуть в него… вряд ли его венценосный дед устраивается аудиенцию для каждого пожелавшего увидеть его мальчишки! Показывать же свой драконий гребень, прорезавшийся в спинных позвонках на триннадцатом году жизни кому попало не следовало — у отца Озена везде могли быть свои связи.