Укради меня у судьбы
Шрифт:
— Вы любите яичницу с помидорами?
Я бы сейчас съела подошву от сапога — так мне хочется есть.
— Я непритязательна, — наконец-то разлепляю губы и слежу, как он режет помидоры, разогревает сковородку, кидает кусок домашнего масла.
Чёткие движения. Руки у него по-мужски красивы: крепкие мускулы, длинные кисти и пальцы. Тело отзывается невольной дрожью на его совершенство.
Он высок, статен. Почти Аполлон. Волосы густые и тёмные, но не чёрные, как у Андрея. Шатен с тёплой каштановой ноткой. Отличная стрижка, короткая, но пышная. На концах волосы немного
Никита одет по-летнему — в футболку, что выгодно подчёркивает его мускулатуру, и шорты. Белые носки и кроссовки. Словно вышел на пробежку, а между делом решил завернуть к новой соседке на огонёк.
Но от него пахнет хорошим парфюмом, а не потом. И роза, которую я держу в руках, недвусмысленно намекает: он шёл сюда целенаправленно. Возможно, ждал, пока в окнах загорится свет. Зачем ему такая золушка, как я? Слишком настойчивая атака, чтобы поверить, что я ему нравлюсь. Ведь в первый раз он вообще шёл к «коту в мешке».
— А теперь добавим немного специй и сыра. Будет очень вкусно.
Ему даже собеседница не нужна. Он вполне готов слушать лишь себя. Так мне кажется. Хоть я и не вижу в нём нарциссизма — любования собой. Я за такими наблюдала. Те без конца в любые поверхности смотрятся, чтобы себя увидеть хоть мельком. У Никиты этого нет. Он самодостаточен. Но и знает, что красив.
— Ива, — поворачивается он ко мне. Бровь иронично изогнута. В глазах плещется мягкий смех. Не насмешливый, а добрый. — Перестань на меня пялиться. Скоро дыру протрёшь. Мне неудобно, честно. Но любопытство — мощный грех, каюсь. Не смог устоять. Всегда хотел познакомиться с хорошенькой дочерью Кудрявцева.
Я замираю мелким сусликом. Кажется, бледнею, потому что чувствую, как холодеет лицо и губы. Как в одно мгновение становятся влажными и холодными ладони. Невольно прикасаюсь ими к бёдрам, чтобы украдкой вытереть — дурацкая привычка, оставшаяся с детства.
Никита немного старше меня на вид. Поэтому его слова кажутся мне дикими и нелогичными.
— А откуда вы знаете, что у него была дочь? Насколько мне известно, никто не знал, что я существую.
Он снова мне улыбается. Очень красивая улыбка. Ему бы в фильмах сниматься. Или зубные пасты рекламировать.
— Никто, может, и не знал, а я — да. Даже фотографии твои видел. Поэтому давай начнём сначала. Я — Никита Репин, твой сосед напротив. Очень хочу познакомиться и общаться.
12. Ива
— Зачем это вам? — спрашиваю, наблюдая, как он достаёт тарелки — белые, почти квадратные, с закруглёнными углами. Как выкладывает яичницу с томатами, кусочками бекона и луком. Сыр золотистой корочкой растёкся по поверхности и тянется за лопаткой, которой он уверенно орудует. Кажется, я сейчас станцую танец живота, лишь бы наконец-то поесть.
— А для общения нужны поводы? — посыпает он еду какими-то листиками и приглашает жестом к столу. Я мою руки и мёртвой хваткой зажимаю в руке вилку. Наконец-то!
Стараюсь есть медленно и культурно, но у меня плохо получается — слишком я голодна.
— Вкусно? — Никита тоже не отстаёт. У него хороший аппетит и ноль стеснения.
— Очень, — наслаждаюсь каждым кусочком.
Невольно завидую его лёгкости и контактности. Я так никогда не сумею себя вести. Слишком уж много зажимов. Но, наверное, очень глубоко в душе мне хотелось бы обладать малой толикой того, чем щедро наградила природа моего соседа. Не внешность его привлекала, отнюдь. Мне нравились конкретные черты характера. Полностью судить о внутреннем содержании соседа пока не бралась. Чересчур много неизвестных в уравнении Никиты Репина.
— Здесь где-то бутылка вина была, — срывается он с места. А я в который раз думаю, что отлично он ориентируется. Будто у себя дома. — Надо выпить на брудершафт, а то ты так и не осмелилась сказать мне «ты».
— Не надо вина, — пытаюсь возразить, но он меня не слушает. — Я не пью спиртного.
Наконец Никита выуживает откуда-то бутылку, легко находит штопор и, не обращая внимания на возражения, открывает. Я слышу, как льётся вино в бокалы.
— Не обязательно пить. Достаточно пригубить за компанию. Ну же, Ива, не будь такой трусихой.
Мне это не нравится, но я всё же уступаю его напору: касаюсь губами бокала и делаю крохотный глоток. Может, настало время познать? Хотя бы немного? То, чего никогда не пробовала в прошлой жизни?..
Это белое вино. Странный вкус. Немного с кислинкой, но не противно. Глоток холодным шариком катится по глотке и расцветает огненным цветком в груди. Так мне кажется. На самом деле — просто становится тепло внутри. Может, не всё так и плохо.
— Ты позволишь? — его голос слишком близко. Опасно близко от меня. Никита забирает бокал из моих рук и склоняется. Губы его касаются моих губ. Легко и ненавязчиво. Задерживаются немного, а затем обволакивают, затягивают в омут, от которого в теле разливается странное томление. Но я сижу неподвижно. Даже глаза не пытаюсь закрыть.
Это мой первый поцелуй. С элитным жеребцом, у которого, наверное, вся стена увешана скальпами девушек, что отдали ему своё сердце. Стена рухнувших надежд и разбитых сердец. Много чего приходит в голову, пока длится самый первый поцелуй в жизни двадцатишестилетней девушки.
— А теперь скажи мне что-нибудь, но обязательно на «ты».
Голос у Никиты просел. Глаза блестят. Слава богу, он не лезет ко мне руками — обниматься или что-то подобное. Я бы его оттолкнула. Не терплю чужих прикосновений да ещё и без подготовки.
И я не смогла определиться с поцелуем — понравилось мне или не очень. По крайней мере, отвращения я не испытывала. Даже приятно. Особенно где-то там, внутри — тянущее-сосущее чувство, будто я всё ещё голодна. Но это уже не так. Это… чувственность? Мне сложно об этом судить.
— Ты бы не мог держаться от меня немного подальше?
Кажется, мне удалось его сбить с толку. Он растерянно хлопает ресницами. Не обижен, нет. Но искренне не понимает, что он сделал не так. У него даже дар речи отняло. Почему-то мне это нравится. Возможно, не всё потеряно в этом королевстве кривых зеркал, где царит двухсотпроцентная уверенность в себе.