Укради меня у судьбы
Шрифт:
— Я попросила Никиту, — это имя, как красная тряпка для быка, — сразу же злит меня ещё больше.
— Ива! — где, где берутся эти страшные звуки, что сейчас вырываются из моего горла.
— Андрей, — у Ивы наоборот: голос тихий, успокаивающий, как мерно текущая вода, — всё хорошо. Он просто довёз меня до больницы. Больше ничего. Пожалуйста, не придумывай лишнего.
Но меня её объяснения не успокаивают, разве что чуть-чуть гасят огонь.
— Говори адрес, я приеду, чтобы тебя забрать. Мне так спокойнее будет. Пожалуйста.
Она тихо смеётся.
Ива называет адрес. Мне не в чем её подозревать, но не вырвать из себя желание контролировать каждый её шаг, знать, где она и что делает. Это… давно со мной подобного не случалось. Слишком давно. Кажется, с тех пор, как Лида выжгла мне сердце.
Я не хочу вспоминать сейчас первую жену, но воспоминания не спрашивают — накрывают тёмной волной, поглощают свет, заливают горло так, что становится тяжело дышать. Я даже рот приоткрыл, чтобы хватануть кислорода, а вместо него получил глоток солёной воды. Так и утонуть недолго…
К счастью, приходит Алабай. К слову, не всё уж было плохо в той давней истории о любви. Но всё, что случилось много позже, когда безумная любовь стала отношениями, а потом браком, перечеркнуло всё светлое и доброе, что было. Кроме одного. Мой сын. Единственная неприкосновенная святыня, которую я ни за что не променяю, не продам и не предам.
Он часть меня. Он часть её, Лидии. Но он вне всех случившихся трагедий. Мой ребёнок, за которого я жизнь отдам. Как там сказал Самохин? Сам горло подставлю, если прижмут. Но это ещё нужно сделать. Я не из тех, кто опускает руки и сдаётся сразу. Пусть ещё доберутся до моего горла. Пока это случится, я сам порву несколько артерий, защищаясь и защищая своих, самых дорогих для меня людей.
— Показывай, — это вместо приветствия. Неразговорчивый медведь. Но я ценю его вовсе не за умение красиво говорить. И даже не за профессиональные качества, что выше всяческих похвал. Он подкупает надёжностью и спокойствием. Умением всегда держать лицо.
Я молча отдаю Виталию флешку. Тот крутит её в руках. Втыкает в ноутбук, что-то клацает, хмыкает, трёт переносицу и ерошит волосы.
— Я заберу? — спрашивает через несколько минут. Я поглядываю на часы. Мне нужно в другой конец города ехать. За Ивой.
— Да, конечно. Было бы неплохо, если бы ты смог вытянуть, что там.
— Думаю, получится. Это не преднамеренное. Либо файл недокачался, либо вирус поработал. Но, возможно, информацию я вытяну. Дай мне время.
— Звони, Виталь, — тру лицо ладонями.
Мои надежды не оправдались, я снова ничего не узнал, а на второй контакт Самохин может и не пойти. Увы. Но я буду надеяться — так лучше. Надежда — штука такая: всегда даёт призрачный шанс, что безнадежное дело возьмёт и выгорит. Внезапно. Это вечно русское «авось» приятно греет сердце.
Алабай уходит. Я собираюсь. Покидаю офис, оставив кучу распоряжений. Слава богу, когда в мою
Больница находится не в центре. Обычная, но приличной её можно назвать с очень большой натяжкой. Давно некрашеный фасад, разбитые ступеньки, вытертые сотнями ног. Но клумбы ухожены, цветут розы и ещё какие-то цветы-кустики. Сквозь плитку пробивается трава, которую всё же пытались удалить. Справедливости ради я всё это замечаю.
— Я подожду тебя на лавочке? — спрашиваю Иву по телефону. Она… как-то странно звучит её голос, но я потом её расспрошу. Может, её знакомая умирает? И я, наверное, могу чем-то помочь. Об этом я тоже спрошу, когда она спустится вниз.
— Я скоро, — отвечает она с заминкой, и я усаживаюсь напротив роз. Пялюсь на них, пытаясь ни о чём не думать, но сердце грохочет, ожидая встречи. Нашей первой встречи после ночи любви.
Ива появляется на пороге. Немного бледная, но всё та же. Я жадно вглядываюсь в её лицо. В висках грохочет пульс. Нет, ничего не изменилось в моём отношении к ней. Ничего не сдвинулось в другую сторону. Она всё так же желанна и прекрасна. Я хочу прикоснуться к ней. Прижаться губами к изящной скуле или шее. Переплестись с нею пальцами. Я много чего хочу.
Страсть. Опаляющая, туманящая разум. Жажда обладать — ничего нового. Я… не насытился ею. Поэтому хочу пережить всё заново, понимая, что это случится не сегодня. После вчерашнего ей нужно время. Я это понимаю.
Я пропустил тот момент, когда в нашем единении взглядов появился третий лишний. Это он украл у меня внимание моей хрупкой девушки. Инородное тело, мешающий элемент.
Я оборачиваюсь, чтобы послать Никиту куда подальше. Дать ему понять: Ива — моя. Я её не отдам. Пусть и не надеется и уходит прочь.
Но позади не Репин. Позади — ещё один обломок моего прошлого.
Он стоит посреди дорожки и переводит взгляд с меня на Иву, с Ивы — на меня. Знакомым жестом отбрасывает волосы со лба. Как давно я его не видел. Всё ещё хорош. И жив.
— Ну, здравствуй, брат, — делает он шаг ко мне.
Я ловлю в глазах Ивы удивление и растерянность. Ошеломление. Она застывает в двух шагах от меня. В трёх — от того, кто вклинился между нами.
— Здравствуй, Женя, — пожимаю я его протянутую руку и чувствую крепкое пожатие в ответ.
44. Ива
С Никитой мы почти всю дорогу молчали. Точнее, не так: он попытался завести разговор, но я не дала ему шанса.
— Ты прости, но я не хочу говорить о вчерашнем, — сказала ему напрямик. — Моё отношение к тебе не изменилось. Я не думаю о тебе ни лучше, ни хуже.
— Ты не думаешь обо мне никак, — кривит он губы. — Я видел. К тебе приходил Любимов. Не знаю, что ты в нём нашла. Он замучил двух своих жён. Ты хочешь стать третьей?
— Давай я сама разберусь, что мне делать, — я говорю это мягко, понимая, что ему, возможно, больно. Больно, если его слова об особом отношении ко мне — правда.