Укради меня у судьбы
Шрифт:
Как замечательно. Значит и сухари перемолотит. Флаг ему в руки.
— Так бегите, попробуйте на зуб, — кидаю на старика взгляд, и тот останавливается, призадумавшись. Кажется, я только что отдал на заклание девушку с обликом голубоглазого ангелочка снаружи и с меркантильной душонкой внутри.
Все женщины любят сплетни. По-моему, они споются.
Ива
— Вы не ушиблись? — Самохин участливо смотрит, как я невольно растираю рукой грудь. Да, я ударилась о каменную твёрдость
Чем он привлёк меня? Не знаю. Возможно, это последствия моего невольного заточения, когда внешний мир оторван, как осенний лист, и дрейфует за дуновением ветра, а я остаюсь неизменной, высушенной мумией, что сидит в своём саркофаге и не пытается выбраться наружу. А жизнь, оказывается, бурлит. В темноте гроба не увидишь и не узнаешь. Впрочем, я догадывалась, но никогда не ощущала свою обособленность так остро, как сейчас.
— Всё хорошо, — наконец-то нашла в себе силы посмотреть на нотариуса. — Вы покажете мне дом?
Он был мне не нужен — мой спутник. Но пусть находится рядом, может, я тогда перестану волноваться.
Дом большой, двухэтажный, со множеством комнат, открытой верандой, мезонином, балкончиком и круглыми колоннами. А ещё — клумбы с цветами и фруктовый сад. Всё ухожено, чисто, как отглаженный парадный костюмчик, что висит и ждёт торжества.
— Это, можно сказать, родовое гнездо. Дом достаточно старый, но в отличном состоянии. Сергей перестраивал его немного, всегда заботился, хоть и бывал здесь нечасто.
Самохин двигается по дому легко, знает расположение комнат, ориентируется так, что сразу видно: он бывал в этом доме и не раз.
— Здесь всё готово, Ива, — останавливается он возле спальни, где виднеется кровать под кремовым покрывалом. — Ждёт хозяйку. Всё продумано, есть мебель, утварь, необходимые вещи. Два раза в неделю приходит женщина, делает уборку. Есть отличная кухарка, что с удовольствием будет готовить для вас — только позовите. Есть разнорабочий и садовник. Все они получают хорошие зарплаты и готовы служить вам, как делали это и для Сергея.
Меня передёрнуло от слова «служить». Я не могу представить, как целая армия людей увивается вокруг меня. Что-то делает за меня. Не привыкла. Но после коммуналки здесь… слишком легко дышится. Много пространства. Хочется разуться и пройтись по деревянным половицам босиком. Да, здесь деревянные, очень хорошие полы.
Дом… располагает. Пахнет смолой, чистым бельём, неуловимо — лимоном. Нет запаха пыли и запустения. Кажется, здесь никогда не останавливалась жизнь. Чисто, уютно, свободно. Так и тянет присесть, прилечь, посмотреть в потолок. Заварить чая с травами и выйти на веранду или в сад. Наверное, мне будет замечательно здесь вязать. Спокойно, тихо, нет людей, что будут доставать, скандалить за место у плиты. Никто не будет колотить кулаком в душ или туалет, если ты немного задумаешься.
Я невольно провожу ладонями по деревянным проёмам. И это всё может стать моим?..
— Вам нравится, — он не спрашивает. Он видит, что я очарована этим местом. Да что там. Я приняла его ещё там, в машине, когда только увидела балкончик издали и крышу. Он мог оказаться чужим, но по каким-то причинам я не ошиблась.
Я не склонна верить всякой мистической чепухе — слишком для этого рациональна. Я прожила такую жизнь, что не очень верю в чудеса. Для меня есть лишь одно чудо — кружевные мотивы, которые я сочиняю и соединяю, чтобы каждый раз получить новое платье или скатерть. Я не люблю повторяться. Избегаю шаблонов. И только в своей работе я верю в сказки, добрых фей, во что-то потустороннее, что помогает мне создавать необычайно красивые вещи.
Этот дом как окно в мир, которого у меня никогда не было. Я могу гордиться и лгать, но здесь… мне дышалось. Я не чувствовала себя чужой, хоть всегда ощущала дискомфорт, попадая в незнакомые здания. Здесь этого не было. Может, потому что всё, что окружало меня, дышало любовью?..
Той любовью, которую я никогда не знала?.. Не чувствовала в полной мере даже от единственного близкого человека?..
— Да, мне здесь нравится, — зачем скрывать правду? Её не спрячешь.
У Самохина довольно блеснули глаза из-под стёкол. Он был уверен, что дом возьмёт меня в плен, а я не буду сопротивляться.
— Когда переезжаем? — он давил на меня, и я понимала: это его цель, задача — заманить сюда и навязать, всучить, если нужно будет. Но приз сам падал в руки, потому что не хотелось бороться. Я жаждала войти в пасть льву и ждать, пока за мной захлопнутся челюсти.
Если бы кому-то нужен был дом, нет смысла искать меня и вручать ключи с бантиком на подносе. Этому дому зачем-то нужна хозяйка. Не лишь бы кто, а я. Почему? Спрашивать бесполезно.
— Я ещё подумаю, можно? — из чистого упрямства и посмотреть, не разозлится ли Самохин. Он не разозлился и не напрягся. Он почти радовался. А может, это дом так на него влиял. Я почему-то поняла: ему здесь тоже хорошо. Тоже нравится. И он с удовольствием поехал со мной. Не по долгу службы, а по велению души.
— Можно, конечно. Дом никуда не убежит. Вы можете переехать сюда хоть завтра, Ива. Все формальности со сменой фамилии мы уладим.
Он не сомневался. Был уверен.
Мы спускались по лестнице, когда нас остановил голос.
— Есть здесь кто? — вопрошал мужчина. Приятный бархат. Глубокий окрас — что-то среднее между тёмно-синим и фиолетовым. По рукам — мурашки. Неожиданно.
— Вот вы где, — улыбка бьёт по глазам — слишком открытая и белоснежная. На такое залипаешь. Это… примагничивает. Поэтому не хочется приближаться к мужчине. Из боязни утонуть. — Давайте знакомиться? Я Никита. Никита Репин. Живу здесь по соседству. Смотрю — дверь открыта настежь. Значит хозяева прибыли.
Он ведёт монолог неспешно. Ему комфортно проговаривать слова. Его не смущает наше молчание. Наверное, он привык, что в его присутствии теряют дар речи.
Слишком поздно я понимаю, что Самохин где-то там задержался, а на лестнице я стою одна. Но недолго.
— Здравствуй, Никита, — слишком ровный голос у Самохина. Не напряжённый, но немного со льдом. — Мы уже уезжаем.
— Дмитрий Давыдович! — сверкает улыбкой этот великолепный самец ещё шире. — Вы бы хоть с хозяйкой познакомили?