Украду твою жизнь
Шрифт:
Вскидываю голову на него, смотря с недоумением.
– По-плохому ты начал первый, по-хорошему ничего не получится, – рычу, как дикая уличная кошка, выпуская когти и показывая зубы, – как только Сабуров поймёт, что я пропала…
Он зажимает мне рот ладонью, морщится, будто слышать фамилию мужа моей сестры ему неприятно.
– Не рассчитывай, что тебя тут быстро найдут, – его губы изгибаются в пугающей улыбке, от которой все внутренности холодеют, – не раньше, чем я захочу тебя вернуть. Если ты ему ещё будешь нужна.
И в подтверждение
Пытаюсь оттолкнуть его, нанося беспорядочные удары по мощной груди. Но без толку.
Ловит мои запястья, поднимая руки над головой. Ему же не нравится, как я пахну. Я ведь грязная, так он говорил. Однако это не останавливает его. Он вжимается в меня своим телом, а я с ужасом понимаю, что он возбуждён. Смотрю в его потемневшие глаза и осознаю, что он получает удовольствие от моего сопротивления.
– Ты такая же шлюха, как и все. Я чувствую запах твоего желания, – криво усмехаясь, заявляет.
Его слова так похожи на обвинения отца, что делает нанесённую рану ещё больнее.
Страх отступает, остаётся лишь чернильная ненависть, проникшая в каждую мою пору. Поползшая по каждому кровеносному сосуду.
Я плюю ему в лицо и сама не понимаю, что сотворила.
Он замирает. Очень медленно вытирает свою щеку. Его ноздри раздуваются от бешеной ярости. Если он ударит, от меня ничего не останется. А я вижу, как его пальцы сжимаются и разжимаются. Как ему хочется меня уничтожить.
Незаметным для меня движением он распахивает дверь спальни, выталкивает меня за её пределы и зовёт кого-то из своих приспешников. Я смотрю на него ошарашенно.
Спустя мгновение к нам подлетел кто-то из его людей, ожидая указаний. Они поступили на «его» языке.
Якуб быстро взял себя в руки. Улыбнулся мне на прощание своей фирменной зловещей улыбкой, от которой захотелось спрятаться под одеялом.
Не успела я моргнуть, как фарфоровая кукла из тех, что любила дарить мне мачеха, как дверь его спальни захлопнулась перед моим носом. А меня повели по длинному коридору.
В ушах ещё шумело, но, кажется, пронесло. Двигалась, опьянённая маленькой победой. Так просто!
Каблуки осточертели, ноги отекли, и тонкие завязки врезались в стопы. Я едва волочила ноги, испытывая дикую усталость и голод. Даже страх отступил на второй план.
– Куда меня ведут? – отрешённо спрашиваю.
Казалось, моя настоящая жизнь такая далёкая, что уже нереальная. Когда теперь я смогу лечь в постель, пахнущую бальзамом для белья? Чистотой…
Он не реагирует на мой вопрос. Будто я ниже его по касте. Или ему просто нельзя со мной разговаривать.
Меня вышвырнули во двор. Внутренний. Мужчины-охранники повернули голову в мою сторону, рассматривали мой диковинный для этих мест
Никто не удосужился пояснить мне, что делать дальше. Мой провожатый скрылся. Голова кружилась от голода. Я присела на ступеньки и принялась развязывать тесёмки туфель. Я вся в пыли и саже. Кожа чешется. Ощущаю запах пота, исходящий от моего тела.
Раз никто не говорил, что мне делать нельзя. Значит, можно – всё.
Если он рассчитывал, что я пойду вымаливать прощение и просить взять меня в дом. Под крышу. То он ошибся.
Взяв в руки обувь, я оглядела обширную территорию «дворца». К моему сожалению, спрятанному за высоким забором.
Под ногами аккуратные дорожки, стриженый газон. К собственному удивлению, я нахожу конюшню. Вероятно, где-то здесь содержались и иные домашние животные. Но сил на разведку уже не осталось.
Устало забралась внутрь, с завистью обнаружив отдыхающих в стойлах лошадей. Одно стойло оказалось свободным, убранным. Я улеглась прямо на сено, свернувшись калачиком.
Проснулась резко, ощутив во сне, как кто-то меня касается, пробираясь под подол платья. Вскочила, вжимаясь в стену. На меня пялился какой-то мужчина. Взрослый, бородатый. Крик страха замер где-то в груди. Кричать хотелось нестерпимо, но я не могла вымолвить и слова. Должно быть, он принял мою заторможенность как знак согласия.
Навалился всем телом на меня, бормоча что-то на незнакомом языке. Я пыталась сопротивляться. Отстранить его от себя, но все попытки оказались тщетными.
Ямадаев говорил, что отдаст меня своим людям. Но разве так? На глаза навернулись слёзы беспомощности. Я захныкала, ощущая прикосновение влажных губ к своей шее, испытывая отвращение.
– Я смотрю, ты развлекаешься, – раздаётся спокойный голос Якуба.
Мужчина, напавший на меня, тут же отскакивает. А я с ужасом понимаю, что он успел достать член из брюк и теперь торопливо приводит одежду в порядок. А на мне ведь не было даже трусиков. Они остались там, в спальне «хозяина».
Глава 8
Якуб обращается к нему не по-русски. Голос спокойный, выдержанный, но насильник, не успев подняться на ноги, спотыкаясь, падает и на карачках выползает из конюшни.
Проводил его взглядом и вернул внимание на меня.
Он отчего-то зол. Знаю его всего ничего, но уже умею распознавать эмоции. Их нет на лице. Они доходят до меня радиосигналами. И сейчас меня обдаёт волна его ярости.
Смешно. Чего ему злиться?
– Может, не стоило вам мешать? – склоняет голову. Изучает. Уголок губ ползёт вверх, но это не улыбка, а волчий оскал. – Отымели бы тебя хорошенько, глядишь, послушной бы стала. Сговорчивой.
– Может, и не стоило, – огрызаюсь, задирая подбородок и находя в себе последние крупицы силы. Я так устала и измотана, что совершенно не отдаю отчёта словам, срывающимся с губ, – зато ты бы ко мне точно больше не притронулся.