Украина на перепутье. Записки премьер-министра

Азаров Николай Янович

Рынок или плановая система хозяйствования? А вот здесь не все представлялось мне таким однозначным. Беспрерывные кризисы рынка, глубокие социальные контрасты, неспособность рынка обеспечить динамичное развитие многих стран мира… Но, с другой стороны, дефицит и диспропорции плановой системы, накинувшей на народное хозяйство жесткую узду ограничений и препятствовавшей быстрому и эффективному развитию новых направлений, громоздкая система принятия серьезных решений: предприятие — обком — отраслевое министерство — Госплан — правительство — ЦК КПСС. И это еще далеко не вся цепочка инстанций, которые необходимо было пройти, чтобы получить конкретные решения, например, на выделение финансовых и материальных ресурсов.

На

всех этапах прохождение блокировали абсолютно незаинтересованные чиновники. Пробиться через многочисленные барьеры было просто невозможно. Вдобавок существовало еще одно серьезное ограничение. Это пятилетние планы. Если ты не попал в «пятилетку», то шансов «въехать» в план с новой позицией было очень мало, потому что это означало, что какую-то другую позицию необходимо исключить или ограничить. Принятие такого решения зависело только от самых высших руководителей, и этому предшествовала очень долгая и не всегда конструктивная бюрократическая эпопея. И даже получение команды «добро» на самом высоком уровне еще не означало доведение идеи до решения. Могла ли такая система управления соответствовать быстро изменяющемуся и динамично развивающемуся техническому миру?

Знакомясь с работой рыночных предприятий, я видел, что на первом этапе всегда разрабатывается бизнес-план, который включает в себя все стадии развития предприятия, задействования финансовых ресурсов. Во многом он схож с нашими планами развития, так же довольно забюрократизирован, предусматривает прохождение через различные инстанции самого предприятия, через банковские учреждения, различные правительственные органы. Но сама схема прохождения документа значительно короче и проще, чем при действовавшей у нас системе. Причем основные риски ложатся не на государство, а на самого собственника, и тут уже ответственность персонифицирована.

Таким образом, сама собой напрашивалась идея комбинирования двух этих подходов. За централизованным подходом должно оставаться стратегическое планирование, т. е. определение того, что мы хотим получить на выходе, например, через пять лет, какие для этого должны быть созданы условия, инфраструктура, предусмотрены ресурсы. А вот за предприятиями разной формы собственности — государственными, акционерными, частными, — в рамках решения этих задач остается свобода действий, свобода конкуренции и полная государственная поддержка. Разумеется, такая модель требовала совершенно другого институционального подхода со стороны государства. Но я не усматривал здесь антагонизма, напротив, разумное сочетание этих двух подходов позволило бы значительно снизить риски обоих методов управления народным хозяйством.

Обращаясь к китайскому опыту, можно с уверенностью сказать, что более чем тридцатилетний бескризисный период развития такой гигантской страны, как Китай, уже сам по себе вполне убедительный факт в пользу подобного подхода. Сколько раз сомнительные «оракулы» предрекали Китаю кризисы, потрясения, различные проблемы. И всякий раз их прогнозы не сбывались. А там, где и появлялись определенные проблемы, внимательный анализ показывал, что это были либо естественные для такого динамичного развития «проблемы роста» (возникновение диспропорций из-за неравномерного роста различных направлений экономики), либо как раз какой-либо тактический отход от принятых моделей управления.

В ту давнюю поездку в ФРГ я обратил внимание, как эта богатая страна экономила на всем, особенно на энергоресурсах. Конечно, это не Великобритания, где «наш человек» банально мерз зимой в отелях, но и в ФРГ электроэнергия, газ, горячая вода и бензин стоили в десятки раз дороже, чем в СССР. Я наблюдал, как при строительстве домов тщательно утеплялись стены и окна. Все это мало походило на строительство наших панельных домов. Да и само расходование материалов

было очень рачительным.

Самую большую статью экономии для немецкого обывателя составляли отчисления на оборону. Редко где-либо можно было увидеть немецкого военнослужащего, зато повсеместно чувствовалось присутствие американской армии. Это и многочисленные военные базы, военные машины на дорогах, аэродромы, да и сами американские военные, которые уверенно, по-хозяйски чувствовали себя в ресторанах и магазинах. Конечно, американское военное присутствие давало значительный плюс немецкой экономике.

Я не говорил по-немецки, и мне очень трудно было оценить отношение средств массовой информации к нашей стране. Зато были газеты и телеканалы на английском языке. И то, что мы видели, ясно показывало антисоветский и пропагандистский характер информации. Как раз в это время проходил официальный визит Л.И. Брежнева в ФРГ. Было видно, что генсек был физически нездоров, немощен, но беспрерывное смакование кадров, где Леонид Ильич оступился на ступеньке лестницы, и как его с испугом на лице поддержал А.А. Громыко, не делало чести ни журналистам, ни редакторам этих каналов. Конечно, нам было обидно за нашего руководителя, у нас были свои претензии к нему. Может быть, ему и не стоило ехать в таком состоянии в зарубежную поездку… Но, в любом случае, это были недостойные приемы принимающей стороны.

Вообще, определенные моральные вопросы к богатому немецкому обществу не раз возникали у меня во время пребывания в Германии. Шокировали и громадные районы публичных домов, где можно было увидеть томящихся в ожидании клиентов полуобнаженных проституток, и бесконечные «Living show», где женщины и мужчины демонстрировали за очень умеренную плату все подробности своих тел, и совсем юные девочки, настойчиво предлагающие свои услуги в подъездах домов и на скамейках парков, и благообразный немецкий дедушка, стряхивающий пепел с горящей сигареты на лицо лежащего на тротуаре бомжа, и драки добропорядочных обывателей за товар стоимостью в одну марку на распродажах. Многое и многое мне, человеку, воспитанному советской моралью, представлялось странным, и я пытался найти какое-либо разумное объяснение всем этим явлениям.

Мы находились в ФРГ в разгар конфликта, вызванного вводом советских войск в Афганистан. Можно было наблюдать хорошо скоординированную массированную обработку западных обывателей средствами массовой информации. Я не считал это решение советского руководства правильным. Конфликт, несмотря на первоначальные успехи в его преодолении, явно затягивался, и перспектив его урегулирования не предвиделось. Меня удивляло, что советские средства массовой информации практически ничего не делали для разъяснения или хотя бы сбалансированного толкования позиций. Складывалось впечатление, что советским руководителям было «глубоко наплевать» на общественное мнение западного мира. Мне, например, это было неприятно. Когда эта тема поднималась в беседах с немцами, нам, по большому счету, нечего было сказать в оправдание действий своей страны.

Через двадцать лет точно такие же действия, только с намного большим ущербом для Афганистана и всех окружающих его стран, предпримут США и их союзники. Но в этом случае мощная пропагандистская кампания убедит западного обывателя в необходимости борьбы с террористами, он, воспитанник великой западной культуры, в это поверит. Как будто где-либо и когда-либо весь народ целиком может состоять из террористов, включая грудных детей и стариков.

В ФРГ тогда активно действовали группы поддержки афганского народа, которым помогали все выходцы из мусульманских стран. Они постоянно проводили пикеты, раздавали листовки, вывешивали плакаты. Завидев тех, кого они считали русскими, они вели себя очень агрессивно. Но в целом нам удавалось избегать особых инцидентов.