Украина в огне
Шрифт:
На нас стали оборачиваться…
— Не кричи, а то съемочную группу привезти не успеешь.
Мой приятель раздраженно допил бокал и жестом показал вертлявой официанточке: «Повторить!»
— Мир, к сожалению, сложней, дружище Душан. Сказав «а», ты неминуемо вынужден сказать «бэ», потом «вэ» и — далее по списку, пока алфавит не кончится. Невозможно после буквы «а» подставить, например, «дабл-ю» или «зет». Так и в жизни… Сказав самому себе: «Беру от жизни все!» — человек словно заключает сделку с Сатаной. Теперь он весь погружается в тварный мир и, понятно, вынужден отринуть от себя мир горний. Можно, конечно, попытаться совместить полезное с приятным, но тогда все происходит по пословице про «рыбку съесть». Лишь
Мой журналист, перекосив брови, на миг задумался:
— Конечно…
— Какой там самый крепкий, сильный и здоровый?
— ?..
— Тот, кто, всех расталкивая, по головам лезет к мамкиной титьке! Какой же еще!!! Что ты тормозишь, ей-богу! Никто ничего нового не придумал. В жизни — именно так. Если хочешь добиться благополучия, то вынужден идти по головам. Во вселенской церкви «Взять от жизни все» — сумасшедшая конкуренция, однако…
— Да… Принесу вам не мир, но меч. Так, кажется…
— Так. Все это было и раньше. Помнишь, как ранее, в идейные годы, клеймили мещанство и обывательскую психологию? Посмотри на хохлов и нынешние результаты их исконной жадности и фундаментального похуизма! Да что народ… Замечал, почему многие бабы к середине жизни превращаются в мутноглазых, тупорылых коров?
— Что?
— Да просто! Вот она — девочка, ласточка… оглянуться не успел, а рядом тупой, жирный пингвин. Но недоумение — это только когда глаза, например, любовью зашорены и ты продолжаешь в этой твари любить всю ту же невинную девчушку твоей молодости. На самом деле перечисленное мною — один и тот же процесс. Женщина, как робот, запрограммирована природой на материнство, на сохранение очага. Все остальное — побоку! Как только у нее появляется этот объект сохранения — тут же включается программа. И вот — але! барабанная дробь! и… волшебная метаморфоза — в мусорную корзину летят навязанные всей мировой культурой ограничения и условности, и перед нами предстает лишь самка, готовая за место в маршрутке для своего великовозрастного оболтуса вцепиться любому в зенки; или только потому, что ее дома, лежа на диване, ждет некормленый, воняющий потом, безмозглый импотент — прущая без очереди, напролом, дурная бабища.
— Не все про таких…
— Понятно! Вот, послушай… Помню, года за три до войны был со мной случай. Вот тогда — скальпелем по глазам — увидел истину. Наяву, как рентгеном, заглянул в саму суть проблемы… Поехали мы с одним приятелем-юристом деньги получить в банке. Его отделение находилось в торговом комплексе «Дом одежды». Советская! Ты должен помнить эту улицу. Три шага до «Перника» и «России». Центровее только площадь Героев Великой Отечественной войны, через одну остановку. Выходим из маршрутки. Замечаю присевшую на корточки в углу остановки девочку лет около двадцати. Сидит, дубленку запахнула, болтает по мобилке. Ну, мало ли их, говоруний, — скользнул взглядом да пошел. Единственное, из-за чего приметил, слишком уж низкая посадка. Сидя так — ноги затекают. Выходим минут через пять. Адвокат уезжает. Я жду свой «сто тридцать второй» маршрут «А». Поворачиваю башку. Сидит на том же месте, но уже не трендит по телефону, а в сумке вошкается. Метров пять до нее. Вдруг, боковым, примечаю, что она вытаскивает влажные салфетки — достает по одной штуке и лезет ими сбоку стенки короба остановки — под жопу. Дубленка все закрывает, ничего не видно, но понятно ведь! Думал — обоссалась девка. Какой!!! Встает, заправляется и молча уходит. На земле куча желтой полужидкой дрисни. Понимаешь, брат?! Она просто села посрать — в центре города! Придавило девочку неожиданно. Для отвода глаз — болтала по телефону. Подтерлась, встала и пошла, как ни в чем не бывало. Вот и все… Да и правильно, как они говорят: «Что естественно, то не безобразно». Про потрахаться среди бела дня или — за щеку — прям на площадке дискотеки, я уже и не говорю — в порядке вещей… Плоды продвинутой цивилизации, так сказать. Брать — так все, везде и сразу! И одна икона — зеркало! Вот и все секреты, брат. Да и всегда так было…
— Больше стало, друг, сейчас.
— Да. Больше, Душан. Теперь на танковых гусеницах нам везут эту программу сразу для всех наших народов. Юниверсал-пикчерс-презентс-нах! «Бери от жизни все» — это механизм порабощения нового века. Еще чуть-чуть, и штыки уже не понадобятся: как только в мобильники вмонтируют компьютер, телефон станет показывать кино и ТВ в реал-тайме да сравняется по цене с блоком сигарет — тогда обойдутся вообще без армий. К пиву, что даже и не пиво теперь, а какая-то сбивающая шары слабоалкоголка, уже всех приучили, как к норме, даже детей. Проповедники всех мастей уже давно у нас — стадами пасутся. Да и вообще… Нищая страна, в которой земными богами являются охмелевшие от вседозволенности чинуши и достигшие вершин потребительского рая мелкие лавочники, в то время как ведущие журналисты областного масштаба прозябают, в лучшем случае, на триста баксов в месяц, — обречена по определению. Войны теперь ведут не полководцы — то хохлы поторопились, а те, кто на общественное мнение влияет. Недолго осталось ждать… Вэлком в эпоху модернизированного неоколониализма. Пендосы, на своем большом острове, по-прежнему рулят туземцами… И горе побежденным! Вот он — новый Рим…
— И ты решил теперь сдаться? Вместо борьбы?!
— Нет, Душан! Нет!!! Я решил лишить их самой сути этой битвы. Главного приза — ради чего их кукловодами все и затеяно… Решил спасти свою бессмертную душу.
На безразмерной площади меж взлетно-посадочных полос международного аэропорта несколькими малыми группками стояли люди в военной форме. Среди них своей непохожестью, немонтируемостью в окружающую обстановку выделялся закованный в наручники средних лет мужчина в потрепанном солдатском бушлате. Короткий ежик припорошенных сединой волос теребил влажный, ознобистый утренний ветерок. Он, не говоря ни слова, смотрел вдаль. Неподалеку выруливал сияющий полированным зеркалом брюха самолет.
Стоящий рядом офицер, с любопытством вглядываясь в арестованного, спросил:
— О чем вы сейчас думаете, Деркулов?
Мужчина перевел вернувшийся в действительность взгляд и спокойно ответил:
— О дверях милосердия, нам отверзаемых…
Второй, судя по погонам — старший по званию, спросил у напарника:
— Co on przemawia [170] ?
— Ja nie rozumiej. To jest pomylonym slowami [171] .
Ветер, заворачивая кольцами промозглую морось, теребил неподалеку висящие на флагштоке государственные флаги. На бетоне лежали бескрайние лужи. Ночью шел дождь.
170
Что он говорит? (польск.)
171
Я не понял. Бред какой-то… (польск.)