Шрифт:
Куда ты, тропинка, меня привела?
В атмосфере вагонного застолья эта идея объявилась с последними каплями разлитой по стаканам водки.
– Всё, – вздохнул Бабухин. – Хоть выжимай её, гладенькую.
И, несколько раз встряхнув опорожненную бутылку, сунул её под лавку.
– А я бы ещё чуток принял унутрь, – посетовал Литиков, глянув на стаканы, в которых почти ничего не было, так, на донышке. И уставился на Бабухина требовательным взглядом.
Бабухин, не без определённых усилий расшифровав содержание устремлённого
– Что ты хочешь и намерен этим сказать? – вскинул он подбородок. – Встал и убежал? Ты это хотел мне в уши втереть? Говори прямо. И я тебя пошлю прямо. Ну!
Бабухин высокий и сильный, на голову выше Литикова.
– Чего ты вспенился? – выпятил толстые губы Литиков. – Я только сказал, что выпить бы не помешало. Ты не хочешь? Нет? А я вот хочу.
– Я не хочу?
– А вот я и не знаю, хочешь ты или нет. Кто тебя знает!
– Я хочу. А деньги? – Бабухин мышцы своего пьяного лица мобилизовал на созидание саркастической улыбки. Этот Литиков ужрался так, что уже не помнит, как они час или полчаса тому назад выскребли остатки денег на эту вот – на данный момент уже пустую – бутылку водки. – Ты же дохляк! Ты же не умеешь пить! Денег у нас нет, кончились! И что получается? Я помню всё об этом… печальном факте, а ты…
Бабухин развёл руками и пьяный прищур глаз попытался переоформить в презрительный.
– И я помню! – возмутился Литиков. – Ты сказал, и я вспомнил. Какие проблемы?
– Ты чего, окончательно уже упился?
– А что такое?
– Я объясняю: денег нет.
– А, это я знаю, – закивал Литиков. – Знаю. Да. Нету денег. – Литиков задумался. – Надо что-то делать, однако, – наконец пробормотал он.
– О! Стоп-стоп-стоп! – поднял палец Бабухин. – Помолчи, помолчи минуту! Чего-то крутилось там, в башке. Мысля какая-то. А! Во! Надо достать денег.
– И купить водки.
– Да, водки.
Спустя три минуты они поднялись, чтобы идти в вагон-ресторан, где и добыть водки. А если же сначала топать за деньгами, а уж потом за водкой, то это очень долго. Бабухин, шагнув вперёд раз пять, оглянулся.
– Где там запропал?
– Обуваюсь. А ты уже?
– Ты чего? Совсем? – Бабухин покрутил пальцем у виска. – Ты же весь народ подымешь. Я же с тобой, как с лошадью…
– На что намекаешь?
– Топать будешь, идиот. Смотри! Видишь? Я босиком иду на дело. В носках в одних. – Бабухин согнулся пополам и указал на ступни своих ног.
– Не, тут чё-то не то, – возразил Литиков.
– Ну ходи лошадью, – пожал плечами Бабухин. – Как хочешь. А я лично в ботинках на дело не хожу. Тем более… Да, возвращаться – плохая примета.
– Ну и не ходи.
– Может, и не ждать вовсе?
– Не-не, подожди! – Литиков заспешил и оборвал шнурок. – Ё-моё, шнурок порвался.
– Что я говорил?
– Не, ты чё-то другое говорил. Не про шнурок.
– Я тебе как раз про это и говорил, алкаш.
– Ну зачем ты так? – Литиков поднялся на ноги и теперь топтался на месте, разглядывая ботинки и пытаясь решить, так ли уж это необходимо – шнурки завязывать. – Когда в товарищах согласья нет… Ты, Пашка, скажи мне, пистолет ты взял?
– С собой.
– Вы сегодня уймётесь,
– Это из того конца, – определил Литиков, указывая в сторону рабочего тамбура. – Пальни!
– Нет, пошли. Беречь надо патроны.
Они долго и шумно добирались до вагона-ресторана. Бабухин требовал от Литикова ступать осторожно. Литиков отвечал, что он идёт исключительно бесшумно. И эти их препирательства тревожили сон пассажиров и дремотный покой проводников. Кроме того, они периодически останавливались и принимались обсуждать детали предстоящего дела, пускаясь порою в словесные схватки, которые по причине пьяных сбоев в психологических механизмах сравнения при восприятии реплик собеседника приобретали затяжной характер.
– Перекрыли! – вскричал Литиков в отчаянии. – Гады! Гады! Сволочи! – Он обхватил руками голову и упал лицом на металлическую дверь. Плечи его заподрагивали.
– Идиот! Звони! – приказал Бабухин.
– А?
– Пришли. Ресторан. Звони давай!
– Господи! А я подумал… Бог есть. Он не фраер. Я хочу выпить. До безумия. Очень сильно, беспредельно и безгранично, – бормотал Литиков, тыча трясущимся пальцем в кнопку звонка.
Дверь открыли. За порогом стоял небритый, заспанного вида мужик и вполглаза смотрел на ночных посетителей вагона-ресторана. Он, судя по всему, надеялся обслужить посетителей и при этом сохранить какую-то часть сна, чтобы после их ухода не ворочаться в постели, а уснуть моментально.
– Водки? – спросил вяло недопроснувшийся. Прозвучало как «вод».
– Да, – ответил Литиков.
– Деньги есть? – бормотнул мужик. Прозвучало как «день е».
– Море.
– Деньги. Сколько? – тяжело выдохнул полусонный и протянул руку. Литиков и Бабухин услышали: «День. Ск.»
– Сколько нам? – повернулся Литиков к Бабухину.
– Посторонись! Встал! – Бабухин раздражённо потряс пистолетом. Литиков посторонился, и Бабухин приблизился к ресторанному мужику. – Не обидим. Возьмём, сколько унесём. Тащи! Хотя нет. Ложись на пол! Сами обслужим себя. Ложись, чтобы не подстрелили случайно. Ложись, говорю!
Подоспел Литиков и помог уложить запостанывавшего работника ресторана на пол. Бабухин хотел на всякий случай ударить нерешительно сопротивляющегося мужичка по затылку рукояткой пистолета, но не смог должным образом прицелиться. И потому решил отказаться от этой затеи.
– Вяжи! – приказал он Литикову.
– Чем?
– Я знаю?
Литиков нагнулся к поверженному.
– Чем бы тебя связать? А? Шнур какой-нибудь, ремень?
– Вон… привязываем. Шнурок. На ручке.
– Спасибо.
Литиков поспешил к двери, ведущей в кухонное помещение. Спустя две минуты со связыванием рук было покончено.
– Присядем на дорожку, – вытирая пот со лба, высказался Литиков.
– Нет, сначала соберём всё, – возразил Бабухин и обратился к связанному: – Сумки, чемоданы, рюкзаки есть?
– Нет. Нет ничего! Кастрюли только!
– В карманы, остальное – деньгами, – предложил Литиков.
– Деньги есть? – Бабухин дулом пистолета ткнул в затылок лежащего. – Где они?
– У меня нету!