Украшения строптивых
Шрифт:
Данила пригляделся и вздохнул: да, это был беглый кормчий Чика. Знать бы заранее… В Жиробреге он слышал, что за голову Хлестаного властовский посадник Катома обещает сотню серебряных гривен!
— Па-берегись! — гаркнул вислоусый каторжник с оборванными ноздрями и, размахнувшись, закинул на борт ржавую крюкастую кошку на веревке. Данька отшатнулся: еще одна кошка просвистела совсем рядом, упала на дощатую палубу и быстро поползла, корябая крючьями липовые доски. Наконец добралась до борта — намертво вцепилась и задрожала от напряжения: веревка натянулась… Веселые парни один за другим полезли на
— Ох-хохо! А вот и я! — радостно объявил бритый ярыга, ловко подтягиваясь на руках и кидая небольшое мускулистое тело через борт.
— Я сам-первой залез на кичку! Мне кольчуга полагается! — завизжал пузатый, тяжеловато карабкаясь по дощатому насаду на перекошенный нос корабля.
Данька вежливо улыбался. Через минуту уже с десяток бандитов забрались наверх. «Эгей, кидай добычу! Мечи товары за борт!» — орали снизу остальные. Добыча! Неразбериха! По палубе застучали мокрые пятки, повсюду заблестели потные черепа и облезлые темные спины: воры прыгали и толкались, заглядывая под навесы, перетряхивая корзины с едой… Ну вот, началось безобразие: покатились по палубе рассыпанные караваи, растеклось молоко из треснувшего горшка…
Вскоре и главный злодей появился. Скрестив руки на груди, Данька стоял возле мачты — безоружный, в одной рубахе — и молча наблюдал, как по веревочной лесенке, заботливо спущенной подчиненными ярыгами, на борт коча неторопливо поднялся долговязый речной пират в знойной рубахе. Солнце мигнуло на кривом сорочинском клинке; рубаха надулась малиновым пузырем — Стыря прыгнул с борта на палубу, и дощатый помост простонал под босыми подошвами знаменитого бандита…
— Батька Хлестаный! Не вели казнить, дай слово молвить! — К надменному Стыре подлетел юркий рыжеусый ярыжка, с лета бухнулся на колени: — Товара нетути! Ладья пустопорожняя!
— Порожняя? — Стыря недоверчиво хмыкнул. — А не врешь, ржавый?
— Ржавый не врет, — спокойно сказал Данька. — У меня нет товара.
— Странное дело, — нехорошо ухмыльнулся Стыря. Спрятал кривой кинжал за пояс и подступил ближе, потирая жесткие ладони, покрасневшие от карабканья по пеньковой лестнице. — Неужто коганый купчина порожнюю ладью по Влаге гонит? Небывалая невидаль…
— Я не коганый, — устало вздохнул Данила. — Я славянин.
— Ах он славянин. И как же звать тебя, земляк? — Стыря подошел вплотную, заглядывая в лицо теплыми наглыми глазами.
— Данька из Морама. Не губите, братцы. Не троньте корабль.
— Ха-ха! — Стыря задорно расхохотался, брызги полетели Даниле в лицо. — Данька из Морома! Стало быть, ты — дубрович? Ха! Искренний морамский дубрович — а врет, ровно коганый торгаш на пристани!
Каширин протянул руку с монетами:
— Вот. Здесь гривна мелочью. Больше у меня нет. Заберите пищу, оружие — и уходите. Здесь вам не найти другой добычи.
— Опять врешь, коганый гостюшка. — Стыря внезапно перестал хохотать. — Есть у тебя добыча, есть товар. И весьма драгоценный.
Он резко обернулся — подозвал бритого урода, тормошившего мешки с личными вещами гребцов:
— Эй, Черепанко! Ну-кася… ступай под палубок, на нижон чердак — да порыскай хорошенько. Коли разрыщешь девицу-красавицу, красну косу — тащи сюда.
Данила наклонил голову, посмотрел исподлобья:
— Что делаешь, Хлестаный? Разве я обижал тебя? Разве не платил тебе честно за труды кормчего?
— Ты обидел меня, коганый гость! — воскликнул Стыря, всплеснув длинными руками. — Обманул меня! Ты солгал, будто рудокосая красавичка — твоя сестра! А какая она тебе сестра? Ты еси когань степная, а девица твоя — милочка-славяночка, птичка небесная, згица ясная! Не иначе пленница-наложница! Надо ее освободить.
Сказав сие, Стыря довольно улыбнулся.
Из-под палубы раздался визг, потом звонкий удар и грохот падающего тела. Данька вздрогнул: кажется, Рута по обыкновению сумела за себя постоять.
— Ржавый! Гойдалка! Заруба! — Стыря, хмыкнув, подозвал еще троих бандитов. — Надо Черепашке помогти! Влачите сюда гадску девку! Коли вздумает кусаться — в путы замотайте!
— Послушай меня, брат! — Данила с усилием улыбнулся. — Не трогай девку. Возьми лучше мою ладью.
— Не-е… ладью не возьму. Ладья тебе самому нужна, — со злобной ласковостию сказал Хлестаный, похлопывая Даньку по плечу. — Ты теперь на этой лодейке уплывешь за дальни горы, в землицу твою коганую! И товарищам своим расскажешь, чтобы никогда в наши края не хаживали, славных девиц-красавиц не воровали! Понял, коганый гостюшко?
Данила не ответил — резко обернулся на шум: по лестнице, ведущей на палубу из нижнего чердака, загрохотали шаги.
Вчетвером ярыжки все-таки сладили с бедной княжной. Вцепились и вытолкали Руту из темного подпалубка наверх — она уже перестала визжать и царапаться: шла молча, возмущенно сопя и гневно зыркая синими глазками из-под распавшихся огненных прядей. Толстый Гойдалка гордо шествовал впереди и тянул за веревку (они все-таки ухитрились скрутить Руте запястья грязной бечевой). Двое других подталкивали в узенькую, гордо выпрямленную спину. Наконец, последним на палубу выбрался, кашляя и похаркивая кровью, избитый Черепан. Мозолистой ладонью клейменый урод зажимал левый глаз, стремительно опухавший после умелого удара оскорбленной девушки.
— Больше никого не сыскали? — хладнокровно осведомился Стыря.
Черепан поморщился и отрицательно качнул страшной головой. Данила облегченно вздохнул: слава Богу, не нашли Посуха с Бустей. Должно быть, ловкий дедушка снова применил излюбленный прием маскировки — вместе с маленькой Бустей сделался невидимым для озлобленного человечьего взгляда…
— Вот добыча драгоценная, — восхищенно заметил Стыря, разглядывая Руту — напряженную и притихшую явно не к добру. — Глазки лазоревые… Щечки аленькие, маков цвет! Хороша…
Он пригладил оселедец, расправил плечи в ягодной рубахе и неторопливо шагнул к девушке. Подчиненные бандиты почтительно расступились. Гойдалка дернул за веревку: «Кланяйся батьке Хлестаному, чурова кукла! Кланяйся!» Рута фыркнула и еще выше задрала остренький, дрожащий от презрения носик. Данила заметил: тонкие ноздри раздуваются, как у разгневанной лошадки.
— Хороша… Тельцем беленька, кровь с молочком! — хрипло воркуя, Стыря приблизился. — Как тебя звать, пичуженька?
— Братец, я его ударю, — негромко сообщила Рута, быстро глянув поверх разбойничьего плеча на Даньку: широко распахнутые глазки посерели от волнения. — Честно-пречестно, Сейчас ударю.