Украшения строптивых
Шрифт:
— Язвень? Сокольник? Куруяд? — неуверенно бормотал я, напрягая склеротичную память. Кого еще я мог за эти два дня обмануть, обхитрить, обуть, обобрать, обесчестить? Старцев? Данила? Ластенька? Бесполезно: только искры да мелкие щепочки секутся из-под топора. А проклятая секвойя снова будто окаменела! Торчит, аки эстонский пограничный столб назло ядерной войне. Ядовитый сок так и хлещет из рубленой раны. Корни гудят… Сопротивляется, бамбук позорный! Сейчас бы бензопилу…
Я не успел вспомнить заветного имени. Дело в том, что одна моя знакомая — опытная жрица-мокошистка, злая фашистка и подлая натовка — нанесла ответный удар. Ваш
Красивая сиреневая клякса разбухла перед глазами. Глаза дружно полезли из орбит. В мозгу захрустело, и я непроизвольно факапнулся (типа упал навзничь). Носом в траву. Тело кинулось агонизировать. К счастью, толстый дядька не дремал. Успел-таки зацепить змейку шершавым пальцем (оцарапал мою нежную кожу на загривке) и быстро дернул книзу. Шею обожгло — на миг показалось, будто стальной шнур перерезал горло!
— Экая гадость, однако… Сколько ни давлю их, всякий раз удивляюсь… — пробормотал толстый врач, разглядывая сорванную гниду. Змейка повихлялась в его жестких пальцах — и затихла, вытянулась, почернела. Кудрявый айболит размахнулся — рраз! Зашвырнул соплисто-чешуйчатого гада чуть не на середину озера.
— Со дна явился — на дно опустился! — и рассмеялся: тонко, будто по-девичьи. Точно — юродивый сельский фельдшер. Факт.
— Сс… С-п. Спссиб… — сказал я, ощупывая шею слабой ладонью.
— Бога благодари, — заметил дядька, вытирая скользкие руки о залатанный бурый подол. — Теперича живи осторожко. И про пагубу свою недорубленную не забывай. Когда припомнишь имя обиженного человечка — приходи сюда, да топор прихвати поострее. Доделай начатое.
— Непременно, дяденька, — прохрипел я, ворочаясь в траве. О счастье! Я вновь могу и кашлять и глотать!
— Скажите доктор… Я буду летать? — спросил я, вспомнив о звездной карьере в рядах ВВС. — Доктор? Эй, врач? Ау, профессор?
Увы мне. Сумасшедший профессор испарился. Видимо, спешно отбыл по срочному вызову в другой район страны.
На месте, где он только что стоял, теперь поблескивала маленькая голубая лужица. Совсем не то, что вы подумали: просто подземный ключ пробился наружу и с легким шумом разливался по траве.
…Каждый занимался своим делом. Солнце жарило в темя. Комары кусали. Шея болела. Опустив в ледяную воду мозолистые подошвы, сидел я на сером каменном валуне и обдумывал ситуацию. Каковы координаты мои? Успею ли к обеду в ближайший населенный пункт? И как достать летучий сапог с озерного дна?
— Водоем-водоем, ты Байкал? — спросил я у озера (с тоски). Озеро не ответило: хотело, видимо, сохранить инкогнито. И сапога не возвращало. Злое.
Тут сдвинулся камень. Огромный валун подо мною дрогнул и тихо тронулся вперед. Типа в воду. Прочь от берега. Гы: аттракцион.
«Началось», — спокойно понял я. Друзья давно предупреждали. Еще в школе они пугали меня, несмышленого младшеклассника, мифической бледной горячкой. Глупый, не слушал я дружеского совета.
Но нет! Я не брежу! Камень и впрямь ползет в воду! Более того — фантастика! — все громче слышен сиплый шепот, похожий на болотное бульканье грязи:
— Раб… непокорный раб… одумайся… вернись…
— Добрый день, — вежливо сказал я говорящему камню. — Фамилия моя Бисеров. Я — свой, я — летчик. Меня сбили враги. Помогите…
— Беглый… наглый… иго сбросил… змеицу разорвал…
— Уважаемый камень! Извините, что я к вам обращаюсь, — жалостливо всхлипнул я, поджимая ножки. — Не убивайте. Мы сами будем летчики не местные… Нет денег на документы… Пожалейте… Переправьте, пожалуйста, на противоположный берег. К ближайшему населенному пункту — да поживее, шеф, в натуре, а то к обеду опоздаем.
Валун не ответил. Отполз в воду на добрых три метра — погрузился уже почти полностью. Вода подступила к моей заднице.
— Э, шеф, осторожнее! Не дрова везешь! — недовольно проворчал я. И несильно, но требовательно постучал по каменному кумполу шефа. Видимо, это его взбесило. Глыба дернулась, покосилась — я едва не соскользнул в воду…
И обомлел. Случился фокус: с обеих сторон у валуна отросли короткие ручки. С жесткими морщинистыми пальчиками. Жадно шевеля желтыми коготками, старческие конечности потянулись к моей заднице. К счастью, я ловкий. Успел кинуть тело в воду.
— Не уйдешь… Не избегнешь! — злобно дохнуло за спиной; когти горячо полоснули по спине — я визгнул, отпрыгнул, глянул: так и есть. Не сидится бабкам в богадельнях. Рвутся бабки летчиков ловить!
Из трехсот тысяч читателей не менее одиннадцати наиболее проницательных уже догадались, наверное, что это была Корчала. Милая пожилая дама, которая не далее как позавчера продала мне секрет управления летающим мокасином (в обмен на обещание пожизненно носить на шее ее серебряную змейку). Хе-хе. Привет, старая клюшка. Поймать меня задумала? Вольного испанского летчика? Гы. Неужели на высших курсах жреческого мастерства не обучали вас скоростному плаванию на груди? Пока ты барахтаешься, изнемогая в тщетных попытках выползти на берег, я успею вытряхнуть всех пиявок из шевелюры, поскакать на одной ножке и просушить свои неопреновые гидроподштанники! Весело взбивая брызги, я выбежал на скользкий травянистый берег.
На берегу уже встречали. Две седых волчицы с желтыми клыкастыми улыбками и совершенно обнаженная девушка с молочно-белой кожей и сиреневыми глазами. Неестественно сиреневыми.
Ой. Здрасьте, девочки.
— Стозваночка, ты? Откуда, мать… Вот радость… — смущенно пробормотал я, каменея. Странное явление: обнаженная внешность подружки на этот раз не произвела возбуждающего действия на мой здоровый мужской организм. Потому ли, что глаза у молодой Стожаровой жрицы лучились злобным фиолетом? Или потому, что отсветы горящего взгляда жутковато играли на тонкоскулом личике с улыбчиво приобнаженными верхними зубами, грызущими золотистую цепочку, оплетенную вкруг головы и спущенную на лицо будто стильные, ювелирно украшенные удила? Впрочем… может быть, и потому, что на ногах у Стозванки были красивые, модные лошадиные копыта. Бледно-золотистые, мохнатые, с легким желтым крапом по щиколоткам — видимо, от Версаче.
Вы спрашиваете, почему я не бросился в объятия милой девочки? Парадокс. Сам не пойму. Казалось бы, все при ней: голубые глаза, любящее сердце, массивные молочно-белые груди, узкая талия, сребрящийся кобылий хвост грациозно опущен между гладких стройных ног…
В легком замешательстве я обернулся. Отступать некуда: позади Корчала. Старушка уже почти целиком вылезла из камня — путаясь в складках седого шлафрока, доброжелательно тянулась костлявыми ручками и похрустывала беззубыми челюстями.