Украсть право первой ночи

Сапункова Наталья

– Дитя мое, разумная девица на такой вопрос должна ответить «я подумаю», и подумать, – мягко посоветовал отец Савер.

– Отец мой, я никогда не отвечу иначе! Нет, я не выйду замуж за лорда Монтери! – решительно припечатала Мариса.

– Я понял. Хорошо. Но интересно. Я погляжу, этого лорда как жениха уже нигде не ценят, ни в благородном обществе, ни среди пастушек, – покачал головой священник. – Не обижайся, дитя. Ты достойна всего лучшего, что предназначило тебе Пламя.

– Да, обидно. Но что делать! – пожал плечами рыжий,

и не казался при этом сильно обиженным. – Пойдём, заберем бумаги, в книге распишешься. А это что за безобразие? Пора выбросить, – он снял с её руки тонкий серебряный брачный браслет и, смяв его в руке, бросил в траву, а сам крепко взял Марису за руку и повёл вокруг храма.

Канцелярия Храма находилась в пристрое позади здания. Маленький клерк-горбун выписал свидетельство, очень красивым четким почерком на листе гербовой бумаги, приложил печать и подвинул Марисе. Ивин взял документ и провел над ним ладонью, подсушивая чернила – конечно, колдун ведь. Полюбовался, прищёлкнув языком:

– Мне бы такой почерк! – и положил перед горбатым клерком монетку.

Потом он аккуратно убрал бумагу в футляр и подмигнул Марисе:

– Пойдём, помогу тебе переодеться.

«Помогу переодеться» – звучало очень двусмысленно, но Мариса ничего не имела против. Она соскучилась. Самое начало дня, они спокойно могут позволить себе пару-тройку часов на «переодевание».

Рыжий привел её в ту самую комнату в трактире, снятую им много дней назад. Она почти бессознательно метнула быстрым взглядом по сторонам, опасаясь увидеть какие-нибудь женские штучки, что угодно, что говорило бы о недавнем присутствии в комнате женщины, но ничего такого не было. В углу валялись две пустые винные бутылки.

– Я скучал, как видишь, – он проследил за её взглядом. – Хотя не слишком, не хмурься. В основном мне было некогда.

– Что вы, милорд. Могу ли я упрекать.

– Можешь-можешь, не притворяйся. Ещё мне чем-нибудь по лбу прилетело бы, чего доброго.

– Что вы, милорд.

– Говорю, не притворяйся. Посмотри на меня, – он за плечи повернул её к себе и быстро поцеловал в нос. – Я правда скучал. Послушай, наши отношения теперь изменятся. Это было условие твоего развода. Мариса, мы больше не должны… – он вздохнул, подбирая слова, и сказал прямо, – мы больше не будем любовниками. Я дал слово.

Марса удивлённо смотрела на него, ещё не поверив в услышанное.

Вот так, взять и поверить? Хотя…

– Я сделаю для тебя всё, что обещал, – продолжал он. – Мариса, слышишь? Я с удовольствием сделаю для тебя всё. И пообещаю что-нибудь ещё. Будешь для меня любимой сестренкой. Будешь?

Взгляд Марисы выражал самый что ни на есть чёткий ответ: ну какую же ты несешь чушь, рыжий, какая ещё сестренка?..

– Как целуют сестренок? – вдруг спросила она. – Поцелуйте меня так.

– Вот так примерно, – он усмехнулся, привлёк её себе и поцеловал в щёку. – Или скорее вот так, – коснулся губами её лба. – Нравится?

– Первое лучше второго, – она улыбнулась. – Хорошо, милорд, я поняла.

Его губы были горячими и жадными – это немного примиряло с ситуацией.

– Хитрюга, – сказал Ивин. – Эти сестринские поцелуи дразнят сильнее, чем если бы ты лежала со мной в постели.

– Правда, дорогой братец Ивин? – на её губах мелькнула лукавая улыбка.

– Точно хитрюга, – он фыркнул. – Потом всё объясню. На кровати вещи, тебе надо переодеться. Братья не помогают сестрам застегивать платья, но у нас особый случай, а горничной нет, уж прости.

Он мог бы позвать Марисе одну из трактирных горничных, но смысл?..

– Какие ещё платья застегивать? – удивилась она.

Её одежда, привезенная с собой, естественно, не нуждалась ни в каких горничных. Платья, которые носят в деревне, надеваются быстро и самостоятельно. А то пожалуйста вам: вызовите горничную, чтобы застегнуть моё платье и я могла бы пойти доить корову! Смешно…

Итак, у неё появился небольшой дорожный сундук с одеждой, обитый кожей и с красивыми бронзовыми уголками. Одно платье лежало расправленное на кровати.

– Вот, – Ивин взял с кровати платье, встряхнул.

Подобных платьев она ещё не носила. Открытое, с узкой талией и застежкой и на спине и спереди, по два десятка пуговок и там, и там, с пышной юбкой, из гладкой и мягкой ткани двух светлых оттенков, к нему полагались шёлковая косынка, перчатки и маленькая шляпа.

– Тебе понадобится в Гарратене, – пояснил он. – Ну же, долго будешь сомневаться? Надевай.

Он помог ей влезть в платье, сам поначалу запутался в завязках, но разобрался, конечно. Мелких пуговок охотно отодрал бы половину – вот для чего их так много?

– Но сейчас-то зачем это надевать? Мне ведь придется верхом ехать? – недоумевала Мариса.

– Душа моя, ты не поедешь верхом, – удивил её Ивин. – Поедешь в карете. Будет дольше, но что делать. Зато удобнее, да?

Карета была из монастыря, в ней по делам отправлялась в столицу монахиня. Братец Савер горячо настоял – незачем мучить бедную сироту, заставляя путешествовать верхом и в мужской одежде! К тому же ехать в сопровождении сестры Кайлы одинокой девице гораздо приличней. Ивину пришлось согласиться – да, приличней, кто спорит. Зато дольше. И скучнее. А если эта монахиня окажется нудной и требовательной старой селёдкой…

Что тут скажешь – Мариса будет ещё как благодарна.

Она только огорчилась, услышав про карету, и теперь с осторожным интересом разглядывала себя в зеркале.

– Но я не могу такое носить! Правда не могу! Я ведь не леди, не привыкла!

– Повернись, пройдись, – попросил Ивин. – Покрутись. Как, удобно?

– Ужасно неудобно!

– Неудобно – это как? Тесно, тянет?

– Нет, не тесно. Просто неудобно! Как это не помять, как на подол не наступить, он длинный! И в груди тесно!