Украсть у президента
Шрифт:
Корнышев повел рукой вокруг.
– Почему их здесь нет? Где они?
– На даче. Что происходит, Слава?
– Ты уверена, что ты меня знаешь много-много лет?
– Он на самом деле – совсем не он, – с сарказмом произнес Паша, поняв, что пора прийти на помощь своей окончательно запутавшейся жене. – Он грузин. И вообще женщина.
Корнышев никак на это не отреагировал.
– У тебя есть фотографии? – спросил он у Лены.
– Какие?
– Давние. Где мы еще учились. Где есть ты и где есть я.
– Да.
– Неси! – потребовал Корнышев.
Лена принесла альбом с фотографиями, пролистала страницы, нашла нужное фото. Этот снимок был Корнышеву знаком. Мальчишки и девчонки стоят в несколько рядов, замерли, глядя в объектив.
– Вот ты, Слава, – сказала Лена. – А вот я.
Корнышев всматривался в лица на фотографии так внимательно, как не смотрел никогда прежде. Да, это он. Он, по крайней мере, всегда считал, что это он. А вот Лена. Очень похожа на себя сегодняшнюю. Не так уж сильно изменилась. В это можно поверить. Если не задумываться о том, что существует такая штука, как фотомонтаж.
– А это вот кто? – спросил Корнышев, ткнул пальцем в изображение вихрастого мальчугана.
Лена всмотрелась.
– Вася Киселев, – сказала она.
– Кличку его помнишь?
– Киса.
– А жил он где?
– На Гастелло. Он и сейчас там живет, кстати. Я видела его недавно. Ты меня проверяешь, что ли? – осенило Лену.
– Да.
– Ты в чем-то меня подозреваешь? – неприятно поразилась Лена.
– Ты меня прости, – попросил Корнышев. – Я оказался в такой ситуации, когда никому не могу верить. Даже себе я не могу верить. Потому что я – это, может быть, совсем не я.
– А кто?
– Я не знаю, Лен.
– Ты меня пугаешь, – сказала Лена, глядя на Корнышева так, как обычно смотрят на людей, неизлечимо больных и недееспособных. – Ты не обижайся, Слава, но твои слова выглядят как-то непонятно…
– Это выглядит как бред, – согласился Корнышев. – И я бы тоже к этому так относился, если бы своими глазами не видел человека, который отбывает пожизненное заключение за двойное убийство и сам искренне верит в то, что он убийца. Только он не убийца, Лена. Он совсем другой человек.
– Кто?
– Он один из этих двоих, Лена, которых он якобы убил. Он не убийца, а офицер, но только сам он этого не помнит.
Корнышев ушел из квартиры один. Не позволил Паше никуда себя везти.
– Я сам, – сказал Корнышев. – Я теперь должен быть один.
Он подправил свою внешность, насколько это было возможно, и отправился туда, где жил много лет. На цоколе второго от его дома Корнышев действительно увидел сделанную белой краской надпись СЛАВА. Он не смог вспомнить, видел ли он эту надпись когда-либо прежде или она свежая. От своего дома он, как правило, уезжал на машине, и путь его пролегал не здесь. Ничего удивительного в том, что он не помнит эту надпись.
Доехав до названного таксисту района, Корнышев расплатился, отпустил такси и пошел по улице, не торопясь и не медля, сливаясь с общим потоком и вглядываясь в сценки городской жизни, мимо которых московский пешеход, как правило, пробегает, их не замечая. Мамаша с коляской. Слушает музыку через наушники плеера. Малыш в коляске спит. Женщина несет два пластиковых пакета с продуктами. Пакеты совершенно новые и одинаковые – на них название супермаркета. Только что оттуда. Юноша с собранными в «хвост» волосами сидит в «жигуленке», курит. В машину села девушка. Поцеловались. Уехали. Мужчина с портфелем в одной руке и с черным пластиковым пакетом в другой подошел к мусорному контейнеру, бросил пакет, пошел дальше. Откуда-то одновременно вынырнули три помятые личности бомжеватого типа – мужчина с женщиной подошли к контейнеру с одной стороны, а третий, небритый мужичок, зашел с другой стороны и успел первым схватить черный пакет. Парочка возмутилась.
Корнышев подошел, когда те трое были уже в полушаге от рукопашной схватки, но его присутствие остановило конкурентов.
– Привет, – сказал Корнышев, обращаясь к более проворному претенденту на мусорный пакет. – У меня к тебе дело. Отдай им эту дрянь, пойдем поговорим.
Бомж смотрел настороженно. Корнышев выдернул из кармана стодолларовую купюру.
– Можешь заработать, – взмахнул купюрой перед носом у бомжа и снова спрятал в карман.
Настороженности во взгляде его собеседника добавилось. Тот знал изнанку жизни и не обольщался по поводу преподносимых ею сюрпризов. Никогда не бывает в жизни так, чтобы хорошо и гладко. Если тебе кажется, что все нормально, значит, ты просто проморгал замах судьбы и уже в следующее мгновение схлопочешь оплеуху.
– Я тебе говорю, в чем дело, – сказал Корнышев, – а ты сам решаешь, нужно ли это тебе. Договоримся – заработаешь. Не договоримся – до свидания.
– А чего делать? – жадно спросила женщина.
– Я же не с тобой разговариваю, – даже не удостоил ее взглядом Корнышев.
Бомж с мусорным пакетом заволновался.
– Ладно, говори, – сказал он недоверчиво.
Корнышев поманил его пальцем и отошел на несколько метров, увлекая собеседника за собой. Конкурирующая парочка следила за происходящим издалека.
– Я тебе говорю, что делать, – сказал бомжу Корнышев. – И сразу плачу сто баксов. Если не оплошаешь и сделаешь все, как надо, я дам еще сто. Итого двести.
– А чего делать-то?
– Здесь недалеко спрятан жетон от камеры хранения. Где искать – я тебе скажу. Забираешь жетон, едешь на вокзал, получаешь там багаж, небольшой такой чемоданчик, чемоданчик отдаешь мне, и я тебе даю еще сто баксов.
– Понятно, – сказал бомж с видом человека, который чего-то подобного как раз и ожидал. – Подстава.
– Почему же подстава? – не согласился Корнышев.
– Сам ты за чемоданом не идешь.
– Меня там ждут.
– Кто?
– Оно тебе надо? – осведомился Корнышев доверительно. – Меньше знаешь – крепче спишь.
– Я потом кровякой захлебнусь, – прозрел свою незавидную участь бомж.
– Они ждут меня, – сказал Корнышев. – Они меня в лицо знают. А ты для них – никто. Просто прохожий. Таких мимо них проходят тыщи. Да и какой мне смысл тебя подставлять? Чего тебе вообще бояться? Ты человек посторонний. Ну спросят у тебя, каким ты боком в этом деле. Видно же, что ты ни при чем. Да и дружбаны вон твои, если что, подтвердят, – кивнул на конкурирующую парочку Корнышев. – Скажут, что я к тебе сам обратился. Правильно?