Укразия
Шрифт:
Князь кончил и выпил залпом бокал.
— Вот он какой был, гэнэрал Шкуро! Барлетт улыбнулся.
— Если бы вы, князь, служили в наших колониальных полках в Африке, то увидели бы вещи попикантнее.
Бесшумный лакей, зная час игры, приготовил столик. Князь оживился, увидев зеленое поле.
— Господа, кто в жэлэзку?
Офицеры уселись кругом стола… К ним присоседились женщины. Началась игра.
Барлетт и Дройд даже не повернули головы, хотя князю страшно везло. Барлетта очень коробил этот
Здесь на карту ставились деньги…
А рабочие железнодорожного депо на свою железку ставили жизнь.
Экстренное заседание железнодорожной пятерки продолжалось. Записки «7 + 2» лежали на столе. Неопровержимые доказательства измены одного, доказательства, что среди организации появился провокатор…
— Нам нужно немедленно установить связь с «7 + 2», — сказал Макаров.
— Кто хочет слова? — и взгляд Савелия чутко и внимательно обежал всю группу рабочих.
«Нет, не может быть, не может быть провокатора в нашей среде», пронеслась мысль в его голове, и он, наморщив брови, взглянул на записку, и слова записки вернули его к мысли, что есть провокатор и что его надо найти и уничтожить, раньше чем он сможет погубить дело.
— Отправьте меня, — сказал Лентулов. Все глаза устремились на него.
— Нет, для этой цели необходима только женщина, — сказала Катя, — отправьте меня. Я справлюсь с задачей.
— Иди, Катя, — сказал Савелий, — и с тобой отправится туда Макаров.
Общее одобрение, их окружили, посыпались советы, шутки, и тягостная мысль сменилась другой: организации удастся войти в контакт с таинственным «7 + 2».
Глава XX
Китайские тени
Наступила ночь, улицы потонули во тьме, и только светлые пятна от фонарей у подъездов шантанов качались по земле. На улицах, заселенных преимущественно евреями, было жутко. Такая улица, со всеми своими домами, жадно слушала, притаив дыхание, у какого дома остановятся четкие шаги офицерского отряда.
Идут…
Улица не дышит, и каждый шаг офицеров отдается гулко, как в колоколе, в пустой душе каждого дома. Около ворот, у глазка на улицу, вросли в землю очередные дежурные.
— Кажется, прошли.
— Остановились.
— Нет, идут дальше.
Удар прикладом в ворота нарушил тишину.
И сразу за воротами дома тихим эхом зазвучал в унисон первый удар в медный таз.
Через мгновение весь дом ожил, каждая комната кричала, била в тазы, чугуны, и весь дом, погруженный в мрак, кричал.
Крик в улицу…
Крик в ночь…
Отчаяние, бессильный протест против
Дом кричал… А через мгновение начинал кричать следующий дом, и наконец улица наполнялась невероятно жутким криком и шумом.
Тазы, чугуны и всякая посуда шла в ход. От малого до большого, в каждой семье, с напряженно испуганными глазами, били во что ни попало, кричали, бросали мебель и напряженно ждали в тоске и ужасе, не открылись ли ворота.
Очень часто такие отряды возвращались ни с чем, не имея сил бороться с кричащей улицей.
И сейчас, где-то вдали, из города, до ушей Джона доносился крик улицы, создавая невероятно странный шум, создавая фантастику и без того фантастических ночей в царстве белых…
Из подъезда шантана вышла женщина, и на мгновение ее фигура замерла в ярком провале света, в отчаянии перед тьмой, в которую надо было идти.
Из тьмы появилась фигура высокого офицера.
На мгновение взгляды их скрестились. Оба смотрели в упор.
— Разрешите проводить, сударыня?
— Ах, поручик, вы меня крайне обяжете.
И под руку, любезничая, прошли они светлую качающуюся полосу.
Джон, покуривая трубку, спокойно смотрел. Он и не знал, что через несколько кварталов, у дома, где жила женщина, разыграется финал белого рыцарства.
Сначала элегантный диалог.
— Благодарю вас, вы так милы, что проводили меня!
— Не стоит благодарности! Это ваш дом?
— Да, еще раз позвольте поблагодарить…
— Ах!..
И женщина почувствовала вдруг холодное дуло у лба.
— Разденьтесь, сударыня, без крика! Ну, поживее.
Раздев женщину до рубашки, элегантный офицер целовал ее, если она была хорошенькая, потом, отдав честь и щелкнув шпорами, скрывался во тьме.
Но общество находило им оправдание и восхищалось их остроумием, корректностью и элегантностью.
Джон покуривал трубку, прислонившись к своему автомобилю. Мимо шантана уже не проходили и не проезжали.
Пара выстрелов.
Ветер налетел на фонарь и заставил заплясать причудливые тени на стенах шантана.
Тени то вытягивались, то укорачивались, создавая чудовищные сплетения фантазии художника-ветра, рисующего светом.
Неожиданно тень китайца вдруг выросла на фоне стены. Жалкий силуэт вжался в камень, и глаза, иногда выхваченные светом, с невероятно расширенными зрачками, дышали ужасом. Ветер рвал полы его костюма, создавая и без того совершенно фантастическую сцену из какой-нибудь сказки Эдгара По.
Джон вздрогнул.
Многим веяло от фигуры китайца: голодом, нищетой и страхом, животным нечеловеческим страхом, когда вот-вот нарушится грань между человеком и животным, когда вот-вот этот китаец бросится на четвереньки и начнет выть и колотиться головой о каменные плиты.