Укрощение герцога
Шрифт:
Не произнося ни слова, он вытянул ее из бочки и вынес из зала.
Мужчины расступались, когда он нес ее к двери. На губах Кристабель мерцала сонная, блаженная и томная улыбка, обещавшая молодому человеку такую ночь, какой он не знал прежде.
Внезапно Имоджин вздрогнула.
– Не пора ли нам вернуться в карету? – спросил Рейф.
Теперь мужчины смеялись, хлопали по плечам друг друга и вслух мечтали о том, что в следующий раз избранниками окажутся они.
Не ожидая ответа Имоджин, Рейф потянул ее к двери. От комментариев, несшихся им вслед, монахиня упала бы
Хайнд придержал дверь открытой, но выражение его лица говорило о том, что он хотел бы, чтобы ему заплатили за бочонок вина.
– Кто был человек, которого выбрала Кристабель? – внезапно спросила Имоджин. – Он ведь простой фермер. Или я ошибаюсь?
Когда руки Рейфа и Хайнда соприкоснулись, раздался характерный звон, и наконец Рейфу удалось выволочь Имоджин в черную бархатную ночь, и он огляделся в поисках их экипажа. Наконец он его разглядел возле рощицы.
– Кто он?
– Думаю, ее муж. Во всяком случае, он ведет себя как актер и умеет обращаться с костюмами. Когда я видел ее выступление в Лондоне, он был одет студентом «Судебных иннов». [14]
14
Четыре основные корпорации адвокатов в Лондоне, пользующиеся преимущественным правом приема юристов в адвокатуру.
– Вы уверены в этом? И что произошло?
Рейф рванул дверь наемного экипажа и принялся трясти сонного кучера.
– А как вы думаете?
Имоджин улыбнулась ему.
– Если она не слепая, должна была бы выбрать вас.
– Разве это вас не встревожило бы? – спросил он.
Она ответила бестрепетной улыбкой.
– А почему это должно меня тревожить?
В самом деле, почему? В конце концов, их намечающийся роман был делом преходящим.
Глава 20
Что говаривал Рейф
Экипаж был освещен лунным светом, проникавшим внутрь, потому что Рейф открыл окно, чтобы запах вина мог выветриться. Он завернул Имоджин в плед, но ее дрожь не проходила. Поэтому он посадил ее себе на колени. Единственным ее ответом был вздох, похожий на всхлип.
– Леди Мейтленд, – спросил он через некоторое время, – получили ли вы то, на что рассчитывали? – Она ничего не ответила. – Думаю, мне удалось предоставить молодой вдове все виды запретных удовольствий. И вот к вашим услугам я… незаконнорожденный и почти невидимый в обществе.
– Не говорите так! – сказала Имоджин.
– Почему же?
Рейф понял, что забыл изменить голос, и тотчас же заговорил более низким тоном и с профессорскими интонациями:
– Незаконнорожденные дети великих людей невидимы для света. Мы как тени, иногда упоминаемые в завещаниях, но чаще забытые.
– Очень поэтично, – заметила Имоджин. – Должна сказать, что мне трудно рассматривать доктора теологии как некую фигуру, обитающую в тени. Рейф сказал мне, что во всем университете Кембриджа такого звания удостоились лишь восемь человек.
– Но для вас я все равно что тень.
– Не совсем. Меня очень мало интересует свет и его мнение.
В ее голосе он уловил подлинное равнодушие.
– Хотя скажу, что удивительно легко разговаривать с человеком, одновременно являющимся членом светского общества и не принадлежащим к нему.
– Но я ни в коем случае не причисляю себя к светскому обществу.
– Вы любимый брат герцога Холбрука, – решительно заявила Имоджин. – Хотите вы того или нет, но теперь вы стали членом общества. И, если только я правильно поняла Рейфа, вашу дочь воспитают как полноправного его члена. Итак, мы – ваша судьба, Гейбриел.
– Вы можете называть меня Гейбом, после того как мы с вами распили целый бочонок вина. Или нет? – спросил Рейф.
– Мы вовсе не распили вместе бочонок вина, Гейбриел. Я разделила его с прекрасной Кристабель.
– Гейб, – подсказал Рейф. Хотя ему и самому было неясно, почему он так настаивает на том, чтобы она называла его именем другого человека. Но он хотел, чтобы между ними установилась близость. Ведь он целовал ее.
– Что вы думаете о Рейфе? – спросил он, говоря себе, что задал этот вопрос, только чтобы услышать, как она произнесет его имя.
– О Рейфе? – переспросила она, но ничего больше не добавила.
– Вы все еще хотите видеть меня? – спросил он, стараясь говорить медленно и невнятно. – Могу я проводить вас в ваши комнаты?
Вот он наступил, этот момент, когда вопрос был задан прямо.
– Нет. – Она пошевелилась, и он услышал легкий шорох в темноте, а потом с трепетом ощутил это движение до самых кончиков пальцев ног. – Я вымокла в вине и чувствую себя не очень уютно. Но может быть, мы еще раз съездим в Силчестер? Этот вечер так не похож на все предыдущие в моей жизни…
– Завтра вечером? – спросил он небрежно, будто ее отказ ничего для него не значил. И как он рассчитывал скрыть от нее, кто он на самом деле, если окажется наедине с ней в ее комнате? По всей вероятности, с усами придется расстаться, как и со штанами.
– И завтра вы снова предложите проводить меня в мою комнату? – спросила она. – Должна честно сказать, Гейб, я не уверена, что готова к грехопадению, как мне представлялось прежде.
Он ждал, что она произнесет эти слова раньше. Но вот теперь она их сказала, и сейчас единственное, чего ему хотелось, – это схватить ее в охапку и отнести в спальню. Ее округлые ягодицы, проступавшие сквозь плед, плащ и нижнее белье, сводили его с ума.
– Думаю, для меня главным было услышать, что я желанна, – сказала Имоджин.
– Это так, – проворчал он. И откашлялся, прочищая горло. – Почему бы нам не оставить эти разговоры до завтрашнего вечера? Пусть все решится само собой.
Она рассмеялась.
– Так сказал бы Рейф.
– Что вы имеете в виду? – спросил он, хмурясь, потому что в темноте она не могла видеть его лица.
– Вы знаете Рейфа. – Она слегка пожала плечами, ее округлый задик скользнул по его коленям, и это было восхитительное ощущение. – Он считает, что планировать заранее – потеря времени.