Укрощение огня
Шрифт:
34
Бегать за мальчишкой по всей крепости Аман не собирался, и поэтому сейчас напоминал себе Баст во время охоты, притаившуюся в ожидании стоящей ее внимания добычи.
Ждать пришлось долго, что вызывало уже не столько раздражение, сколько откровенное недоумение: чтобы Тарик пренебрег своими обязанностями, да еще перед Ас-саталь, к кому испытывает одно сплошное восхищение, и это не упоминая о навязанном наставничестве?… Обычно, большую часть времени мальчишка от него без пинка не отлипал и разве что в рот не заглядывал! Аман нахмурился, осознав,
Правда, они с Амиром предполагали несколько иное развитие событий, но видимо не до конца оценили занимаемое мальчиком в семье место, — Амани даже не заметил, что впервые назвал князя просто по имени. — Либо же, Джавдат оказался достаточно умным человеком, и так же, как и Лис Фархад, пришел к выводу, что шпион из сына никудышный, поэтому не стал натягивать скуфью на барабан, попросту удалив мальчика подальше от влияния недостойного раба, пусть даже бывшего.
Что ж, никому еще не мешало, когда противник тебя недооценивает! А в том, что Джавдат Ризван аль Амал — противник, юноша почему-то не сомневался: для ядовитого цветка, который пророс, поднялся и расцвел среди сладкого дворцового дурмана, — если разумеется, все это время держал глаза и уши открытыми, — многие незначительные мелочи, конечно, пока еще не складывались в единую картину, но их было слишком много, чтобы считаться только мелочами и оговорками…
И Амир обо всем этом знает! — по губам юноши скользнула обманчиво мягкая улыбка, при виде которой сведущие обитатели сераля обычно старались оказаться как можно дальше от прекраснейшего сына гадюки и скорпиона.
Амани тут же одернул себя, услышав звук осторожно приоткрывавшейся двери и легкий шорох шагов. С искренним интересом он наблюдал, как Тарик, — несомненно уверенный, что двигается тишайше и незаметно, при этом совершенно не замечая сокрытого объемной кадкой и разросшимся розовым кустом в ней, хозяина комнаты, проскользнув между дубовыми створками, опустил на столик едва удерживаемый худыми, смуглыми до черноты, лапками тяжелый поднос…
По всей вероятности с обедом, — заключил Аман, не торопясь обнаруживать себя.
Далее, сноровисто и быстро мальчик, наполнив кувшин родниковой водой, начал убирать покои несравненной княжей звезды, хотя особых усилий на это не требовалось: неряшливость и Аленький цветочек были более не совместимы, чем лед и пламя… Но юноша все же оценил усилия, повергнувшие в прах его подспудно вызревшие умозаключения на счет Тарика, и негромко окликнул «ученика»:
— Подойди!
Вознаграждением стал звон посуды, рассыпавшейся с изукрашенного подноса.
— Тарик?
Алла! Амани хмурился, зло кривя безупречную линию губ в ответ на настороженные и неуверенные движения мальчишки.
— Я здесь, я слушаю, — подросток повторил давно затверженную фразу послушания почти без запинки.
— Хорошо, — согласился Аман, не делая ни одного движения в ответ, — теперь наконец подойди ко мне, и я задам тебе вопросы, а ты на них честно ответишь…
Черные очи едва заметно сузились в намеке на опасность, пока юноша наблюдал
— Для начала, скажи мне, — негромко и вкрадчиво поинтересовался Амани, — почему я должен искать завтрак на заднем дворе, как седьмой пасынок хозяйской кухарки, а после терять время, разыскивая тебя по всей цитадели или дожидаясь часами аки ответа от самого Пророка?!
К концу прочувствованной речи, его тоном мог бы отравиться добрый десяток кобр. Мальчишка ожидаемо содрогнулся, прикусил мелко задрожавшие губы и раздавлено потупился:
— Простите…
— Всегда говори четко и ясно, — уже без тени чувства поправил его Аман. — И это не ответ, а я задал конкретный вопрос.
Сбитый с толку перепадами интонаций, Тарик неуверенно поднял взгляд, но ничего обнадеживающего заметить так и не смог: в обрамлении острых стрел ресниц, черные глаза отливали обсидиановой гладью. Ифрит, устроившийся в свободной, но неподражаемо изысканной позе, — в самом деле ждал его объяснений, не торопясь с пощадой или пренебрежительным ругательством.
И Тарик пересилил себя, будто с кровью выдавливая каждое слово:
— Мой отец… и брат… оскорбили вас… и князя Амира…
Как будто это все объясняло! — Амани задавил порыв мученически закатить глаза, возопив как безумный кликуша «доколе!».
— Как я помню, я ответил им тем же, — сухо напомнил юноша, несколько недоумевая и потому чуть более нетерпеливо, чем собирался.
И в этот самый момент рассудок все-таки собрал воедино все части мозаики, которые он видел сейчас и знал о мальчике, и его накрыло озарение, заставив Аленький цветочек на мгновение потерять наигранную невозмутимость.
— Ты думал, что Я(!) — взамен отыграюсь на тебе, или сначала отыграюсь, а потом отправлю куда подальше, коз пасти?!
Ответ на этот вопрос был ясен без слов: Тарик мучительно покраснел, понимая, что кажется робостью и недоверием оскорбил своего кумира больше, чем оба его старших родича вместе взятые грязными словами!
— Простите!!! — мальчишка даже заплакать не решался.
Прежде, чем сказать что-то еще, Аман медленно и вдумчиво закончил читать про себя все 30 айатов Аль-Фаджр, и только ощутив, что вполне владеет собой, не задумываясь распорядился:
— Сними рубашку и повернись.
Тарик рвано выдохнул, охнул и отступил на шаг.
— Мне повторить? — Амани не шелохнулся, лишь идеальной формы бровь дрогнула приподнимаясь и этого, само собой, оказалось достаточно. Мальчик стянул одежду и повернулся, лицо его в этот момент было мучнисто белым, что не укрылось от «учителя».
Юноша недолго оценивал увиденное:
— И думать не желаю, за что было это наказание, — уронил он, поднимаясь, и Тарик отшатнулся в сторону. Ас-саталь плавно прошествовал к дверям и скрылся за ними на короткий промежуток времени, все же оказавшийся достаточным, чтобы отыскать первое же хотя бы приблизительно знакомое лицо, и, не утруждая себя дальше, попросить его найти Сахара с известием, что нужна помощь.
Когда Амани вернулся к себе, подросток все так же стоял, опустив голову и бессмысленно теребя рубашку.