Укрощение строптивых
Шрифт:
Вместо праздничных фанфар и толп газетчиков, осаждающих просьбами дать интервью, вместо жужжания кинокамер и вспышек фотоаппаратов Алекс напомнил:
— Помните договор о неразглашении? — Дино кисло кивнул. Как же не помнить! Это было главным условием их сделки.
— А это за ударную работу, — криво усмехнулся русский и вручил Дино небольшой кейс. — Вы свободны.
Движимый любопытством, Дино чуть-чуть приоткрыл чемоданчик. Его густые черные брови изумленно полезли вверх. Кейс был доверху набит пачками купюр. Он еще никогда в жизни не видел столько наличных. Наконец-то он купит чертенку
— Смотри, это придумал и построил я. В твою честь, дорогой!
Пока довольно щурясь, как сытый кот, Дино плавал в бесконечно сладких мечтах, Алекс отвернулся и что-то на неизвестном языке буркнул в трубку спутникового телефона.
«Все готово».
Они распрощались быстро, без южной назойливой теплоты, и Дино погрузился в вертолет, бережно прижимая к себе кейс, доверху набитый банкнотами.
«Ничего, что наличные», — с оптимизмом размышлял он. В Афинах он внесет эти деньги в банк, а потом они перейдут на его счет в Риме. И тогда он купит Салаино его мечту — белокрылую яхту. А сам Салаино — его собственная лучшая мечта!
Сначала рев моря, а потом гул мотора в вертолете заглушили тикающий звук из чемоданчика. Ничего не слыша, Дино взглядом прощался с розовым чудом, высившимся посреди моря, и мечтал о встрече с возлюбленным. Он так и погиб с улыбкой на устах…
Вечером в просторном пентхаусе в центре Рима раздался резкий телефонный звонок. Салаино уже капризно надул губы, собираясь пожаловаться вечно занятому любовнику на обрыдшее одиночество.
— Говорит комиссар полиции, — в трубке прозвучал незнакомый голос.
— Что такое? — Сердце юноши неприятно забилось. Он не любил полицию еще с тех стародавних времен, когда мальчиком торговал своим телом на панели и частенько проводил за решеткой ночи напролет.
— Вертолет рухнул в море на подлете к материку… — произнес комиссар. — Тела погибших не найдены… Мы должны сообщить об этом родственникам Дино Чентуры. Вы родственник?
— Нет, — прошептал Салаино испуганно. — Нет!
Подарок неизвестного «Алекса» оказался с начинкой.
Глава 5
Открытие выставки в галерее «Пси-фактор» стоило более десяти тысяч долларов и напряженного труда многих человек. Острая, но незаметная постороннему взгляду борьба между художниками развернулась за главное место в экспозиции, располагавшееся в небольшой квадратной комнате. К ней вел узкий коридор, чьи стены были плотно увешаны менее ценными экспонатами. Самое престижное место по праву досталось Лизе Дубровинской. Еще бы! Ведь выставка открылась лишь благодаря пробивной способности Лизы и деньгам ее отца. Если бы не она, вообще бы ничего не было!
В честь открытия выставки должен был состояться небольшой фуршет, на котором владелец галереи произнесет несколько прочувствованных слов о святом искусстве, а газетчики и фотографы получат возможность удовлетворить свое любопытство, оплаченное бесплатной выпивкой, а в отдельных, особо важных случаях — и деньгами. И тогда на следующий день в газетах появятся глубокомысленные рецензии маститых искусствоведов, которые, напрягая высокий лоб, горящий любовью к прекрасному, будут хвалить художников так, чтобы это казалось руганью, и ругать их так, чтобы это звучало восторженной похвалой.
К торжественному открытию Игорь Георгиевич опоздал. Он прибыл уже тогда, когда посетители, преимущественно бородатые, подворотного вида личности, пренебрежительно относящиеся к собственной внешности, уже расползлись по галерее, облепив произведения искусства.
В сущности, картин как таковых на выставке было не много. Главное место было отведено так называемым «инсталляциям». Это были композиции из самых разнородных предметов, призванные своей конфигурацией заронить в головы зрителей некую важную мысль. Чтобы, не дай Бог, зрители не усвоили вместо нужной мысли какую-нибудь другую, постороннюю, возле каждой композиции белела табличка с названием. Инсталляции — это был очередной писк художественной моды, по замечанию благосклонного критика, «дышащий космосом и экзистенциальной тоской».
Заложив руки за спину, Игорь Георгиевич прохаживался вдоль коридора, растерянно глазея по сторонам.
Внезапно его скучающий взор привлекла кучка строительного мусора на помосте, красиво обтянутом бархатом: наплывы окаменевшего от влаги цемента, кусок бетона с торчащими из него щупальцами арматуры, обрывки обоев, с тыльной стороны хранящие отпечатки газет тридцатилетней давности, обгорелые спички, недокуренные сигареты и даже один использованный презерватив, стыдливо намекавший на нечто более интимное. Сверху всего этого громоздилась несколько скособоченная искусственная роза, лепестки которой были припорошены сероватой пылью.
— Что ж это такое, — буркнул неискушенный зритель, — мусор из зала забыли вынести!
Рядом с мусором белела небольшая табличка, на которой значилось: «Инсталляция „Гармония и хаос“, автор — Л. Дубровинская».
Не в силах осмыслить причинно-следственную связь между мусором и табличкой возле него, Игорь Георгиевич недоуменно огляделся по сторонам.
Неподалеку от него остановились две странные длинноволосые фигуры, одна из которых еще сохраняла несомненные признаки мужественности в виде прыщей и курчавой окладистой бородки, а другая была носителем признаков женского пола, что подтверждалось метущей пол юбкой.
Бородатый застыл возле таблички, восхищенно причмокивая губами.
После затяжного молчания его подруга патетически воскликнула низким прокуренным голосом:
— Какая глубина! Какая экспрессия!
— Да, ты права, — упоенно поддакнул бородатый, — как бы сквозь хаос бытия пробивается светлое гармонизирующее начало. Это противодействие увеличению энтропии, протест против стихийных начал бытия…
— Нет, я не согласна, — возразила девица. — Это протест не против хаоса природы, а против разрушающего действия цивилизации. Роза в этом случае как бы своеобразный шифр гармонии Вселенной, отличной от гармонии в том смысле, в каком ее понимает современный хомо сапиенс. Это как бы восставшая природа, которая будет жить после гибели культуры.