Укрощение воровки
Шрифт:
Татьяна заметила его взгляд, и щеки ее разрумянились, а на губах заиграла смущенная улыбка. При желании Роман умел одним взглядом показать свое намерение. И девушка прекрасно поняла по пристальному взору и отрывистой улыбке его намерение и желание. Опустила веки и пушистые ресницы прикрыли смущенный взор.
Роман вспомнил воровку, которую отпустил на свободу буквально час назад, и удивился контрасту между тусклой внешностью одной и яркой привлекательностью другой женщины.
— Татьяна, свободна, — отрывисто вставил Игорь Олегович, и Роман с Татьяной прервали молчаливый разговор взглядами.
— Думаю, многоуважаемая Людмила Андреевна справится и с чаем, и с добрым утром, — улыбнулся Роман, разливая коньяк по рюмкам.
— От пожеланий многоуважаемой жены генерала может только язва случится, да радикулит прихватит, — проворчал Игорь Олегович, и Рома засмеялся.
— Слышала бы вас супруга!
— А что думаешь, не слышит? — подхватил рюмку. Затем взгляд его потеплел. — Ну ладно, за здоровье Людочки и Вероники.
Роман проглотил коньяк, и на языке остался сладковатый привкус. Да, Арсеньев знает толк в хорошем алкоголе, и именно он научил Романа отличать хороший разлив от плохого. И именно Игорь Олегович, тогда еще командир взвода, отучил его от такой плохой, для военных, привычки — выпивки. Случилось это после одного из увольнительных, во время которого Рома и еще несколько сослуживцев, опьянённые первыми увольнительными от изматывающих тренировок, закупились в ближайшем магазине алкоголем, и загуляли на целую ночь.
На утро, Арсеньев объявил строевую. Измученные похмельем и жаждой, солдаты встали в ровную линию, под палящим солнцем, с непокрытой головой, но даже пульсирующая боль в висках и струящийся по ноющему телу пот были несравнимы с ужасом под ледяным взглядом командира.
— На раз-два, упал-отжался! — прогремело над плацем.
Последовало несколько часов изнурительных тренировок и с каждым приказом командира оставалось все меньше и меньше солдат, способных выдержать нарастающую физическую нагрузку. Надо отдать должное Игорю Олеговичу, он тренировался с ними наравне, и, не смотря на возраст и должность, не отставал по уровню подготовки.
Без питья и отдыха, парни валились на вымощенную асфальтом площадку, не в силах подняться. Только Роман и еще два бойца смогли отработать норму до конца. Но, если они думали, что заслужили прощение или скупое уважение, то они ошибались.
Прогремел приказ разойтись, и измотанные, еле дышащие, солдаты разошлись по казармам. Но не успела голова Романа коснуться подушки, как в части прозвенел сигнал тревоги. Да-а-а, к такому провинившиеся солдаты оказались не готовы. Каждая мышца тела ныла и болела. Не в силах поднять ни рук, ни ног, что висели плетьми, они не смогли сделать элементарных подготовительных действий, необходимых при военной тревоге.
Бойцы из последних сил выстроились перед командиром. На том же плацу, под тем же палящим солнцем. Арсеньев обвел ледяным взглядом бледные осунувшиеся лица, и гулким рокотом пронеслось над их головами:
— А вдруг война?
Наступила тишина.
Хотя это показательное наказание не стало для некоторых
И именно Игорь Олегович поспособствовал его переводу в отдел под витиеватым названием «Контроль и снабжение объектов военной промышленности», после ранения, такого несвоевременного, и обрубившего возможность командовать в море… Сейчас Рома редко ходил под парусом, но не жаловался. Те спецоперации, в которых он был задействован сейчас, почти восполняли адреналин и напряжение, которое раньше он получал, управляя экипажем.
— Отличный выбор, Игорь Олегович, — похвалил он, и глаза мужчины, горящие молодостью и удалью, не смотря на глубокие морщинки вокруг, довольно сверкнули.
— Раз пьешь мало…
— Пей лучшее, — закончил Роман очередной урок от наставника.
— Верно, все верно, Роман. Вот хороший ты мужик, сообразительный, четкий. Бойцы тебя боятся, как вы меня когда-то, уважают. А все никак не остепенишься, — Арсеньев прищурил глаза и погрозил пальцем.
Ясно, откуда ветер дует.
— Игорь Олегович, чувствуется мне, что кто-то имел разговор с Вероникой Степановной на предмет женитьбы ее младшего сына.
— Вероника Степановна с Людочкой давние подруги, ты же знаешь, — проворчал тот, не отрицая очевидного.
Роман кивнул. Очередная попытка матери заставить его остепениться.
«Ах, Ромочка! Как вовремя ты пришел! А ты помнишь Алесю, она дочь тех-то тех-то, с кем мы учились там-то тогда-то.»
«Ой, Рома, вот так неожиданная встреча! Но такая приятная… Вымахал-то! Надо бы свести тебя с моей племянницей — Леночкой. Спортсменка, красавица! Два высших образования!»
«Рома, привет-привет! Не ожидал увидеть меня на своей кухне? Хи-хи-хи… Вероника Степановна мне рассказала, что ты ищешь помощницу по дому. Вот, дала адрес, ключики. А я тут пончиков напекла…»
Из-за этой круговерти постоянных попыток свести его ХОТЬ С КЕМ-НИБУДЬ, Роман подумывал, во-первых, отобрать у матери дубликат ключей от своей квартиры, который неизвестно как к ней попал. А во-вторых, не завести ли фиктивную невесту, чтобы прекратились эти «нечаянные встречи», «приятные совпадения» или «ой, я на тебя чай пролила! Снимай-ка брюки, я их сполосну…». Да, доходило даже до такого.
Но, так как мать и старший брат — Дмитрий, были единственными, кому Роман ни в чем не мог отказать, то и жестко потребовать мать прекратить сводничества он тоже не мог.
— Признаюсь, холостяцкая жизнь пришлась мне по вкусу. Вот что вы мне прикажете делать? Насильно жениться?
Ему показалась эта быстрая усмешка на устах Игоря Олеговича?… Или не показалась?
— Эх, Роман, Роман. В семейной жизни есть свои прелести, — проговорил генерал и уже откровенно усмехнулся. Роман насторожился.
— Игорь Олегович… — начал было он, но тот поднял широкую ладонь, и Рома почтительно замолк.
Генерал встал из-за стола и прошел к окну. Фигура его напряглась, плечи развернулись, и он тихо заговорил: