Укротители непогоды
Шрифт:
— Слушаю тебя, — сказал он, улыбаясь. Девчушка оглядела его, не скрывая любопытства. Я подумала, что это первая жительница королевства, которая смотрит на мага без ненависти и недоверия.
— Пойдемте до нас на двор, батя велел встретить, — она спрыгнула вниз и вприпрыжку припустила вдоль плетня, ведя нас за собой к воротам. Которые уже открывались. Все же мы не ошиблись, кто-то нас здесь ждал.
24
Отец сидит в глубоком кресле, подперев рукой голову, а пальцами другой руки барабанит по подлокотнику. Верный
— Я вас нанял учить ее грамоте и прочим наукам, уж не знаю, чему там сейчас у вас учат, — говорит отец, не отрывая от меня тяжелого взгляда. — Вот и учите. Будет лениться — секите. Чего вы от меня хотите опять?
— Но девочке не хватает воспитания, крепкой руки родителей. Она совершенно распущена, целыми днями пропадает где-то с чумазыми, грубыми детьми простолюдинов! — все лучше, чем сидеть в этом доме. Я рада хоть куда-то сбежать. — Подумайте, как это отразилось на ее манерах.
— Какое мне дело до ее манер? — отец смотрит на гувернантку, и мне становится легче дышать. — Для чего мне ее воспитывать, скажите на милость? Если через пару годков ее маги заберут?
— Но…
— Она, считай, отрезанный ломоть. Сыта, здорова? До остального мне дела нет. Если это все, то вы свободны.
Он демонстративно поднимается с места и садится за стол, придвигая перо и бумаги. Всем своим видом показывая, что ему нет до меня дела. Потому что я маг, значит, как бы и не его дочь. Все равно, хорошая, плохая, главное, чтобы под ногами не путалась.
— Это печально, тигренок, но зря ты думаешь, что он тебя не любил, — говорит Сокол. Он протягивает мне руку, я беру ее и позволяю увести себя прочь. Мы шагаем прямо в стену, в никуда, в хаос. — Просто ему тяжело было терять тебя.
— Вы не знаете, вас там не было. Ему было тяжело потерять маму, — и мне тоже. Но с отцом мы ни разу не говорили об этом. — Она умерла, а я осталась, такая. Неудачная.
Вокруг лабиринт серых стен, и я заставляю их рушиться, освобождать дорогу. Обида и злость. Как часто. Как знакомо.
— Ты удивительная, Йована. И должна гордиться, что ты та, кто ты есть.
— Я обязательно стану той, которой стоит гордиться.
Он улыбается, глядя на меня и на эти рассыпающиеся стены. Мы идем мимо них, почти соприкасаясь рукавами, по чутким и странным просторам хаоса.
Утро выдалось ясным, но здесь никто этому не радовался. Все ждало дождя. Молодые всходы, кое-где уже поникшие. Обмелевшая река. Земля, покрытая морщинами-трещинами, словно древняя старуха. Даже воробьи прыгали, раскрыв от жажды клювы. Люди выходили из домов и с надеждой смотрели из-под руки на горизонт, где на голубом небе так и не появилось ни облачка. Сушь пугала призраком голода.
Казалось, здесь нас должны встречать с радостью, но на лицах читалась подозрительность. Лишь крайнее отчаяние заставило селян обратиться к Соколу. Хотя семья, нас приютившая, и еще пара человек, кто участвовал в этой затее, были все же подобрее. Даже если они относились с предубеждением, вида не подавали.
— Опустело оно, село-то, — говорил хозяин, угрюмый мужик, заросший черной бородой, в ответ на вопрос о том, почему мы никого не встретили на улицах. — В зиму многим тяжко пришлось. Засуха чуть не все посевы сгубила, у кого хозяйство справное, те выдюжили худо-бедно. А кто победней да безлошадные — те на заработки ушли. Бабы помоложе шерсть прясть да ткать, а мужики… тоже кто куда подался.
За вчерашним ужином, на который подали затируху на молоке и пареную репу, он говорил мало, лишь отвечал на вопросы. Сам же ни о чем не спрашивал, только на эльфа посмотрел с удивлением, но промолчал. Трое других оказались любезнее и даже поделились своими соображениями о причинах свалившихся на деревню бед.
— Божья кара, знамо дело. Потому и боялись поперву помощь звать, а особливо к вам, господин, обращаться. Чтоб волю божию тем самым, значит, не нарушить, — хозяин блеснул недобрым черным глазом в сторону говорившего, плюгавого старика с хитрым прищуром выцветших голубых глаз и красным носом, но тот и бровью не повел. — Но мы что порешали. Отец наш небесный, он ведь всемогущ, и все на свете по воле его происходит. А посему коли вы, господин, к нам прибыли, да нам поможете, вы есть ни что иное, как его посланец, каковыми руками волю свою он тут, на белом свете, совершит.
— Хитро придумано, — сказал Сокол с уважением. — Сами сообразили или надоумил кто?
— Сами, бородой клянусь, — ответил хозяин, как мне показалось, излишне поспешно. Сокол сделал вид, что поверил.
— А за какие ужасные прегрешения вас настигла такая кара, любезнейший? — поинтересовался Кэринус Рэй. Он сидел на лавке, привалившись к стене, перебирал в пальцах шелковистый каштановый локон и выглядел в крестьянской избе неуместно, как бриллиантовое ожерелье в лавке старьевщика. Хозяин покосился на него с неприязнью. Интересно, они эльфов тоже не любят или только наш спутник так ему не понравился?
— За поругание веры и почитание ложных богов, — отрезал он. Больше ничего дельного за вечер мы от них не добились.
И вот наступило утро. Мужики разошлись по своим делам, оставив нас на попечение вчерашнего старика. У Сокола тоже были планы на сегодня. Он хотел нанести визит местному помещику с тем, чтобы поприветствовать его и заявить о себе. Действовать в его землях, не предупредив, означало нанести оскорбление. Знакомиться мы отправились в полном составе, и в этот раз Кэринус Рэй соизволил ехать верхом, благо, было недалеко.
Но трястись в седле ему наскучило очень скоро. Собственно, когда мы миновали поля Древоточцев, пастбища с овцами, и на горизонте замаячила соседняя деревня. Крайний дом которой подозрительно напоминал питейное заведение.
— Не сделать ли нам небольшой привал? — спросил эльф как бы невзначай.
— В трактир не пойдем, — Сокол смерил его взглядом. — Тем более, в местный. Мне бы не хотелось остаток дня приводить тебя в чувство после сомнительного пойла.
Довод о том, что не мешало бы поговорить с местными в непринужденной обстановке, не подействовал, и эльфу пришлось покорно ехать мимо. Он проводил неопрятного вида домишко грустным взглядом, но Сокол лишь прибавил шаг.