Укротители непогоды
Шрифт:
— Немного, — ответил он, чуть подумав. — В тех местах, где мне довелось бывать, поклонялись старым богам. С теми, кто принял Единого истинного бога, я говорил лишь однажды. Недолго, к сожалению.
— Сдается мне, этого разговора хватило, чтобы ты проникся к их вере симпатией, — заметил Сокол. Я хмыкнула. Истинная церковь с ее строгостью, унынием и всевозможными карами небесными только таким дуракам, как Дарко, и могла приглянуться.
— Они хоть о простых людях думают, — ответил он.
— Ах вот как. Ну что же, тебе представится отличный случай увидеть на примере, как Истинная церковь заботится о простых людях
И он начал довольно скучную, но необходимую лекцию о правилах поведения в Мирославии. Слушая все это, я от души порадовалась, что родилась и живу не там. Заботятся священники о простолюдинах или нет — магам они только мешают. Ну да ничего. Раз им нужна наша помощь, то пусть создадут условия для работы. Уверена, что незнание местного этикета нам простят. Однако ни я, ни Дарко не представляли, на что способна Истинная церковь, если дать ей волю.
22. Кара или проклятье?
— Мышь боится кошки. Кошка боится собаки, — дети собрались кружком вокруг рассказчицы, маленькой женщины с младенцем на руках, и смотрели на нее во все глаза, притихнув. — Собака боится волка. Волк боится медведя, хозяина леса.
— Хозяин леса — лесовик, — сказала крошечная глазастая девчушка, вытащив изо рта замусоленный сухарь. Другая женщина, изможденная, сутулая, тощая, шикнула на нее, бросив испуганный взгляд в сторону стола.
За столом сидели мы с Дарко в компании стражников границы и играли в черную даму по грошику. Стражники сделали вид, будто увлечены своими картами, хотя на самом деле прислушивались к сказкам, так же как и все в этой большой, душной комнате, полной самого разного народа. Все, кроме них, пытались куда-то уехать и по разным причинам задерживались. Все томились и маялись скукой.
— Хозяин лесных зверей — мишка косолапый, — продолжила сказительница равнодушно. — Он из зверей никого не боится. Одну только волшебную птицу грифон. Та птица живет на дубе, а дубу сто лет, тело у нее льва, голова и крылья от орла, хвост от лошади. Когда она летит, ветер деревья клонит. Тот, кто крик ее услышит, разум потеряет.
— И кого же он боится? — спросил мальчик, остриженный под макитру. Круглый затылок, нос курносый, сам непоседа. Я про себя называла его Горошком.
— Боится он мышку-малышку, — дети удивленно ахнули. — Да-да, простую мышь. Потому что она заберется по коре столетнего дуба в гнездо грифона, пока тот спит, да и погрызет перья на крыльях. Проснется грифон, прыг из гнезда, в небо лететь, а крылья-то не держат. Он и рухнет на землю.
Вошел Сокол, взъерошил волосы радостно приветствовавшего его Горошка и уселся напротив меня. Выражение лица его было задумчивым.
— Цикличность, — сказал он в пространство. — Довольно часто встречается в народных сказаниях. В этом есть смысл…
— Что-нибудь прояснилось? — спросила я, проигнорировав его философствования. Вот уже четвертый день мы торчали на границе с Мирославией. На этом скотном дворе, называемом гостевым. Без нормальных кроватей. Без горячей воды. С ужасной едой. Среди толп разношерстного, шумного народа. В полной неопределенности. От моей вежливости давно ничего не осталось.
— Пока ждем, — ответил Сокол равнодушно. — Не дергайся, Йована. Бери пример с Дарко. Он совершенно спокоен.
— А чего беспокоиться? — вяло произнес Дарко, тасуя засаленную колоду. — Тепло, кормят. Ругань ничего не решит. Присоединитесь? По грошику?
— Почему бы нет.
— Верно, юноша. Недаром великий пророк учит смирению, — сказал один из стражников, многозначительно на меня глядя. — Ибо все в руках Бога нашего, а нам остается лишь молить о милости и покориться воле его.
— Благослови нас Небесный Отец, — отозвались двое других. Я скромно опустила ресницы. К их набожности за эти дни я привыкла. В целом стражники были неплохими ребятами, и я старалась лишний раз их чувств не задевать.
Границу Мирославии в последнее время стало не так-то просто пересечь законно. Особенно если ты маг. Даже для Сокола оказалось сюрпризом, что одного нашего желания для въезда недостаточно. Нужна дозволенная законом королевства цель (спасение подданных от голода в число таких не входило), или подписанное церковниками приглашение (бедолаги крестьяне этим не озаботились). Пришлось Соколу отправлять письмо своему приятелю в столицу, и сейчас мы ждали ответ. Чертов четвертый день. Безумие!
Но наша проблема казалась ерундой при взгляде на тех, кто пытался не въехать в страну, а покинуть ее. Эти жалкие, трясущиеся от страха бедолаги, не имевшие денег на взятку, ждали здесь своей участи, проедая последние средства. Мы с Дарко тайком подкидывали им деньжат и еды. Уверена, что и Сокол делал то же самое, хотя нам запрещал. Мирославия. Что же там творится, за твоими границами? Что вы так надежно охраняете, набожные стражники?
После обеда (бобы и солонина, первые жесткие, как камни, вторая явно с душком) я не выдержала. День выдался жаркий, вестей так и не было, сидеть на станции я больше не могла ни минуты. Я уговорила Сокола отпустить меня к реке искупаться. Он согласился с условием, что я буду во время купания незаметной, и Дарко будет сопровождать. Стражники прониклись сочувствием и даже отказались от подарка за то, что отвернулись, позволив проскользнуть к реке по балочке. Они знали, что без Сокола мы не удерем.
Вода была обжигающе холодной, течение сбивало с ног, стоило зайти по колено, а мыло никак не смывалось, но все равно я испытала настоящее блаженство. Дарко, который все это время сидел спиной, постоянно справлялся, не утонула ли я и не потереть ли мне спину. Закончив, я с удовольствием отжала на него воду с волос.
— Твоя очередь, — сказала, злорадно наблюдая за его гримасой. — А я покараулю.
— Нечего меня караулить, я не девица. Иди на станцию.
— Ну уж нет. Потонешь, а мне перед Радомиром отвечать, — я вручила ему кусок мыла. — Давай, только быстро. Ты ж не девица.
— Отвернись, — он обжег меня взглядом, от которого я смутилась. Поспешно уселась спиной к реке. Шум воды заглушал почти все звуки. Я не слышала ни шагов, ни шороха одежды. Вдруг подумалось, что он запросто мог бы уйти, оставив меня здесь сидеть и ждать, стесняясь обернуться. Плеск. Здесь он, в реку зашел. Намывается.
— Спинку потереть? — спросила ехидно.
— Будь любезна, — ответил он. Я растерялась. — Эй, Иванка. Ну что же ты… вот черт!
— Что случилось? — сбоку, за поворотом реки и кустарником, явно кто-то был. Я обернулась и увидела троих всадников, выезжающих прямо на нас. На вороных конях, в одеждах священников Истинной церкви. Один из них маг. Вот черт.