Укрытие
Шрифт:
А это кто? — спрашивает он.
Люка.
Ой, правда? Я про нее слышал.
Мы стоим на холме, смотрим на проносящиеся внизу машины. Они выглядят как игрушечные, идут двумя ровными рядами, замирают или газуют на светофоре. В воздухе разлита ровная, успокаивающая серость. Луис обозревает панораму.
Это, наверное, сильное потрясение — увидеть всех снова? — спрашивает он.
Я не в силах скрыть разочарование.
Это не все, говорю я. Я бы еще многих увидела.
Например, отца?
Нет. Например, Фрэн.
Можем
Он извиняется за нас обоих.
Мам, мы только заскочим в «Лунный…» …э-ээ… в ресторан. Возьмем джина.
Селеста усаживается на заднее сиденье рядом с Розой и Люкой, с нескрываемым отвращением подбирает полы пальто.
Мы домой, Дол! — кричит в окно Роза. Закусок прихватите, ладно?
Мы глядим им вслед. Миссис Рили улыбается и машет нам с переднего сиденья машины Джамбо. Ну, просто семейная поездка за город. Мы машем в ответ.
Ну, тетя Дол, говорит Луис. Ты готова?
Он поражен тем, что я не знаю, где мы. Для Луиса город менялся постепенно, годами прокладывались новые дороги, сносили старые районы, работали экскаваторы, в воздухе пахло горячим асфальтом. А для меня все новое и все одинаковое. Ряды одинаковых кирпичных домов, из распахнутых дверей которых выкатывают коляски, вывозят велосипеды, доносятся запахи еды. Жестяная улица, Цинковая, Серебряный переулок. Я думаю о драгоценных металлах — потому что мы сворачиваем на Платиновую площадь. Здесь Луис останавливается.
Гляди, показывает он в сторону живой изгороди из шиповника. Можем здесь срезать.
Металлическая дуга, перекинутая над железной дорогой. Это Дьяволов мост. Слева переплетение узеньких улочек, справа — доки, рельсы, скрещивающиеся и расходящиеся, как линии на руке. Прямо под нами вьется змейкой колея. Я никогда не была на мосту, только под ним. Со склада вдалеке доносится лязганье металла.
Мы здесь играли маленькими, говорю я. Луис улыбается мне.
Мы тоже! — говорит он. Здесь теперь живут бродяги. Разумеется, безо всякого разрешения.
Он ведет меня дальше, напрямик, к докам. Мы проходим ряды каких-то захудалых магазинчиков, и Луис показывает на противоположную сторону улицы — там бакалейная лавка, швейная мастерская, зал игровых автоматов — в ярко размалеванной витрине выставлены муляжи призов. Луис выжидающе смотрит на меня.
Что? — спрашиваю я. Что такое?
Я слежу за его взглядом. Он никак не возьмет в толк, что у меня воспоминания пятилетней девочки. Мешанина названий улиц, чьих-то имен. Ничего конкретного. Он показывает на вывеску над дверью: «Тино — овощи и фрукты». Для меня это пустой звук, но что-то меня цепляет. Что-то едва ощутимое. Тусклый свет, запах темноты за дверью.
Я тебе покажу, говорит он, переходит улицу и распахивает дверь. Но я останавливаюсь, делаю вид, что рассматриваю апельсины в ящике. Они, как снегом, припорошены плесенью. У входа, среди
Эй! — кричу я Луису. Пошли назад.
Он выглядывает из двери, бросает на меня насмешливый взгляд.
А я думал, ты хотела кое с кем повстречаться, говорит он. И берет за плечо старика, сидящего на перевернутом ящике.
Вы помните Долорес Гаучи, мистер Тино?
Тот протягивает руку. Под ногтями земля, костяшки пальцев грязные, но рука все еще сильная, и ладонь такая же широкая и распахнутая, как в тот день, когда он достал из огня младенца. Он испускает тихий дребезжащий вздох — узнал.
Разумеется, говорит Мартино, и жестом просит меня наклониться пониже. Дай-ка я на тебя посмотрю.
«Бакалейная лавка» — совсем не то, чем кажется. В углу зала узкая лестница, а сверху льется мягкий свет, словно там нет крыши. Мартино снимает с крючка ключ и ведет нас в длинную комнату. Сюда свет поступает только через выходящую на улицу витрину. Ее нижняя часть затянута розовой пленкой, по которой пальцем написано — что именно, я разбираю не сразу.
Лунный сВеТ ОТкрыТ дЛя Вас
Так вот что имела в виду Ева, говоря про «кое-кого». Глаза медленно привыкают к полумраку; Луис и Мартино скользят передо мною тенями, лавируют между разбросанными в проходе круглыми столиками. У стены барная стойка с пластиковой столешницей. На ней поблескивает одинокая бутылка. Мартино выстраивает в ряд три рюмочки.
Садитесь, говорит он. Садитесь, пожалуйста.
Луис пододвигает к стойке высокий табурет, я взбираюсь на него.
Сегодня у тебя печальный день, Долорес, говорит Мартино и наполняет рюмки. Пахнет анисом. Он барабанит пальцами по пластику, что-то ищет глазами.
А-а! восклицает он, ныряет под стойку, достает лимон. Режет его на четвертинки, выжимает в каждую рюмку.
Мы поднимаем бокалы. Напиток прохладный и мутный, с резким, обжигающим вкусом.
Долорес интересуется прошлым, говорит Луис.
Лицо его, когда он глядит на Мартино, сияет. Слишком уж вдохновенно он выглядит, и это меня пугает. Я вижу в Луисе своего отца, вижу, как он спешит по улице, помахивая шляпой, каждый жест говорит об успехе, он рвется наружу песней. Конечно же Луис бывал здесь. Слышал рассказы Мартино. Но меня не интересует прошлое. Мне хочется узнать, как случилось, что семью разметало, как она разлетелась во все стороны, как рисинки из горсти. Я хочу знать про Марину, отца, Фрэн; про то, что это такое — сгореть.