Улей
Шрифт:
Сколько я просидел вот так, в трансе — не знал. Неожиданное напоминание Грушницкого приободрило, подействовало успокаивающе. У меня была цель, у меня есть смысл в существовании. Что сделано — то сделано. Нельзя оглядываться назад.
В клуб, где устроили встречу ветераны группы «Альфа», Грушницкий вошел практически без проблем. Раскрытая ксива подействовала на охранника на фейс-контроле лучше любых слов. Пропуская агента он вытянулся едва не отдавая честь. Хорошо все таки представлять авторитетную организацию.
Дизайн клуба покащался
За длинными и не очень столами, покрытыми матерчатыми скатертями, сегодня гуляли представители силовой элиты. Кто-то с седыми усами шумно приветствовал таких же отставных «бойцов», а кто-то широкоплечий, мускулистый, но еще с юношеским лицом, раскрыв рот слушал подробности легендарной операции в каком-то там году. Народ в клубе в основном пил пиво, поднимал стопки, и улыбался всем словно старым знакомым.
Несмотря на то что сам Грушницкий из общей массы выделялся костюмом, его видимо приняли за своего, потому что тридцатилетний парень с военной выправкой и с кружкой пива в руке подошел к нему с вопросом про какое-то отделение. Завязав недолгий разговор, Грушницкий убедился, что мужик один из «боевых», уже нюхал пороха и вкушал страх.
Через несколько секунд в моем подчинении оказался новый ключ. А еще через пару минут Грушницкий выбрал нового «рекрута». Им оказался сорокалетний ветеран по фамилии Макаров. На вид ему можно было дать больше пятидесяти: лысый, с топорящимися усами, две глубокие морщины на лбу сходятся где-то у кромки носа создавая при этом впечатление о крайней степени серьезности своего хозяина.
Отдав приказ всем трем ключам готовится к штурму, я повинуясь какому-то наитию создал новый шар и с нарастающим изумлением бросил его в ближайшего ветерана. Он дернулся, расширил глаза, через секунду принял расслабленную позу. У меня появился четвертый ключ…
Что за бред?! Как это так?!
Я разорвал все контакты и опять бросился на кровать. Моя способность расширилась. Почему-то сейчас научился управлять четвертым человеком… А может пятым?
Попытался создать новый шар, но что-то мешало. Будто бы вся моя сущность противилась этому шагу. Не пересилить…
Значит я убил Машу зазря? Или же это подарок дьявола за верную службу? Может все дело в том сне? Нет. Все не то. Но смысла гадать немного. Остается, надеется, что ответы на все вопросы получу со временем.
До часа Х — назначенного времени штурма оставалось больше двенадцати часов. Справедливо полагая, что военный тактик из меня никакой, предоставил Грушницкому полный карт-бланш. Он сам составил план штурма, сам занялся его подготовкой. Мне досталась роль стороннего наблюдателя поэтому за ключами следил лишь изредка. С амуницией они разобрались: достали и сейчас примеривают сверхтяжелые бронекостюмы. Макаров уже надел бронешлем, и теперь со стороны походил толи на фантастического робота, толи на сварщика только что "поймавшего зайчика": из защищенной непробиваемым стеклом узкой прорези в забрале, на мир смотрят безумные глаза.
Грушницкий вертит в руках калашниковы и скрепляет изоляционной лентой магазины, в сумке их много… Осталось найти гранат и взрывчатки, но думаю ключи с этим разберутся и без меня. Ожидание сейчас как пытка, надо бы себя чем-нибудь занять.
Я потянул руку к телефону, но отдернул, словно заметил, что он испачкан в нечистотах. Нет, я не стану звонить друзьям и предлагать им встречу в пивбаре. Я выше них, мне не о чем с ними разговаривать. У меня есть цель в жизни — помочь человечеству, а у них… У них будет цель напиться и развлечься.
Мы на разных ступенях иерархии, вселенского развития — если можно так сказать. Если я буду и далее общаться сними, то это было бы все равно, как если б человек ел за одним столом с собаками и свиньями.
Немного подумав, я встал с кровати, взял в углу черный кейс, привычно оделся и вышел на улицу. Вечер встретил меня холодными и цепкими порывами ветра. Ненавижу осень…
Пройдя квартал, я завернул в темную пропахшую испражнениями арку, еще немного и я оказался в колодце меж домов. Выйдя из него с противоположного конца дома, очутился у нужного подъезда. Рядом стояла приметная скамейка, а у проезжей части красная ламборджини, принесшая хозяки столько несчастий. И почему ее еще не угнали?
Путь перегородила металлическая дверь с безразличным домофоном на ней. Проклятье не помню код…
Дверь открылась, из нее вышла какая-то женщина, я не взглянул, прошел внутрь подъезда и забежал в закрывающийся лифт. Узкий, как все лифты хрущевских времен, обезображен надписями и рисунками подрастающей молодежи. Брезгливо нажав кнопку седьмого этажа, я старался ни о чем не думать.
Голова свободна от мыслей, пуста и легка. Лишь неумолимое сознание фиксирует все детали знакомого в сущности подъезда. Правда, я тут никогда не был…
Двери лифта распахнулись, я оказался на лестничной площадке напротив двери… покойной красавицы.
Почему-то задрожавшая рука, едва нащупала расплывшийся перед глазами дверной звонок. В квартире мелодично тренькнуло, потом еще раз. Скоро услышал поскрипывание колес старенькой коляски.
— Кто тама? — спросили из-за двери старческим голосом.
Я сглотнул ком в горле:
— Анна Михаловна, это друг Маши.
— Но Маша…
— Я знаю Анна Михаловна, откройте пожалуйста.
После продолжительной паузы, раздался щелчок, дверь приоткрылась и на пороге я увидел старую женщину с седыми волосами и затравленным взглядом.
— Анна Михаловна, возьмите это вам, — сказал я протягивая кейс который дал мне Грушницкий.
— Что это? — удивлено, спросила она.
— Это деньги… Возьмите они вам сейчас нужны.
— Кто вы молодой человек? — спросила она с нарастающей тревогой в голосе.
— Я был другом Маши. Да возьмите же! — крикнул я бросая кейс ей на колени.