Улица Сапожников
Шрифт:
— Нет, — сказал Ирмэ, — не ел.
— Ничего, — сказал Лейбе. — Лошадям нравится. И тебе бы понравился. Чего тебе батька шоколаду-то но покупал? Денег у него, что ли, мало было?
— Смеетесь, — сказал Ирмэ.
— Нет, правда? — сказал Лейбе. — Ты его, как домой придешь, так поругай, — чего он тебе шоколаду не покупал. А то, может, он и хлебом-то кормил недосыта? Бывало?
— Бывало.
— Вот он у тебя какой. — Лейбе укоризненно покачал головой. —
— Случалось, — сказал Ирмэ.
— Скажи ты. А ведь работник-то он был хороший. Работал-то ведь он много.
— Работать-то он работал много, — сказан Ирмэ.
— Во, поди ж ты, и много работал, и голодал, — удивился Лейбе. — А Файвел Рашалл, как думаешь, голодает?
— Ну! — сказал Ирмэ.
— А ведь ничего не делает, баклуши бьет, — сказал Лейбе. — А его щенок? Как его, Монька, что ли? Он подчас и шоколад жрет. Как думаешь?
— Жрет.
— То-то и оно-то. Нескладно как-то получается, ребята.
— А отчего это? — сказал Ирмэ.
— Оттого, — сказал Лейбе. — Порядок такой.
— Какой?
— А такой, — сказал Лейбе, — что вот, к примеру, лен. Мужик — пахал, сеял, убирал. А много он за него получил? А Файвел ничего не делал. «Куплю — продаю». А глянь — в кармане тыща. Во. А то, скажем, батрак в имении. В Орловичах, скажем. Долбит носом землю, потеет, а кому деньги идут? Хозяину. Вот он, порядок какой.
— Как же т-так? — сказал Алтер.
— Так уж, — сказал Лейбе. — Порядок-то установил кто? Хозяин. Ну, понятное дело. Вот, к примеру, воры бы собрались да, скажем, посадили бы нашего Степу царем, чтоб порядки наводил. Он бы как? «Первый человек в городе — вор. Он что взял, то и его. А ты, дурак, кланяйся, а заругаешься — в острог». Так?
— Так, — сказал Хаче.
— Вот и эти, — сказал Лейбе. — Чего тут спрашивать? Дело ясное.
— Да-а. — Ирмэ вздохнул. — Неладно как-то.
— Ничего, рыжий, — сказал Лейбе. — Погоди. Придет время — порядок наведут другой. И такой, что ест тот, кто работает, а кто не работает, тот и не ест. Тогда-то, рыжий, будет ладно.
— А будет это? — усомнился Ирмэ.
— Увидишь. Увидишь, рыжий, — сказал Лейбе. — Оно, конечно, — добавил он, погодя, — дело это не простое. Нелегкое это дело. Богачи — они без бою не упустят того, что нахапали. С ножом попрут, с бомбой, а только нас много. И терять нам нечего. Ох, и бой будет! Страшное дело.
Лейбе замолчал и молчал долго. И ребята притихли. Слышно было, как где-то на слободе сиплым голосом кричала баба: «Митюха, а, Митюха. Иди же!» Подождет, и опять: «Митюха, а, Митюха!»
— А потом-то, Лейбе, что будет? — тихо сказал Алтер.
— Потом-то, Алтер, хорошо будет, — сказал Лейбе. — Все работают. И всем хватает. Земля — она богатая, всем хватит.
— Хорошо бы. — сказал Ирмэ.
— Увидишь. Увидишь, рыжий, — сказал Лейбе. — Еще, пожалуй, и сам-то повоюешь. Повоюем, ребята?
— Надо будет — повоюем, — сказал Хаче. — Мы не против.
— Молодец, Цыган. Молодчина. — Лейбе взял Хаче за грудину и потряс. — Ух, ты! — сказал он. — В батьку пошел. Дуболом.
— Ничего, — сказал Хаче. — Силенка-то есть.
— Ну-ну. — Лейбе встал. — Который час, ребята, как думаете?.
— Часов д-двенадцать, — сказал Алтер. — Петухи ноют.
— Ну, пошел я. Пора. Умный вы народ, ребята. Легко с вами говорить.
— Да что тут, — сказал Хаче. — И дурак поймет.
— Ну, ладно, ребята. Будем здоровы.
— Дядя Лейбе, — сказал Ирмэ, — а еще какое дело? Вы говорили — еще дело.
— Тьфу ты! Чуть ведь было не забыл. Дело, ребята, вот какое. Я из Рядов уйду сегодня же. Еще до свету, пожалуй. А недели так через две опять заверну на денек. И вот пока что мне одну штуку заховать бы надо. — Лейбе показал тугой сверток крест-накрест перевязанный бечевкой. — Тут бумаги всякие. Листовки, одним словом. Надо, значит, это захоронить недельки так на две. И крепко. Кому дать?
— Мне! — в один голос сказали все трое.
— Ладно, — сказал Лейбе. — Бери ты, рыжий. Только — гляди. Понял? Выйдет, чтоб незаметно расклеить штуки три, — только чтоб никто и нюхом, — делай. А нет — не надо. Лучше, пожалуй, не надо. Верней. А я, как вернусь, зайду на кузню. Понял? Ну, еще раз, ребята, — будем здоровы. До свиданья.
Он спустился вниз и пошел берегом, к мосту. Но вдруг остановился и окликнул Ирмэ.
— Ты вот что, — сказал он, — ты прожди дней десять, самое большое — две недели. Не будет меня — все в печку. Понял?
— Понял, дядя Лейбе, — запел Ирмэ, кланяясь чуть не в пояс, — понял, понял.
— Рыжая ты балда, — засмеялся Лейбе. — Не забыт еще старые штуки.
Глава пятая
Встреча
После того как Лейбе ушел, ребята некоторое время просидели молча. Ирмэ и Хаче курили. Алтер развалился на помосте, глядя вверх, в небо. На небе стояла луна. Лунный свет падал на окна домика, и стекла блестели, как жесть.
— Да-а, — протянул наконец Хаче, — что верно, то верно.